Паблисити Эджэнт
Шрифт:
Снова сидя на сырой лавке и утирая последние капли крови с физиономии я радовался, что всего этого не видела Марьяна, а то бы сейчас такое нача-лось.... Дверь подъезда распахнулась и на пороге, в домашней одежде поя-вилась она.
– Что случилось?! Что тут произошло?! Кто тебя избил!!!?
– Да...
– Я автоматически перевёл взгляд на "ауди" но там никого не было, как не было и троицы на углу.
– Задумался, упал, темно у вас в подъезде, а на улице плохо стало....
– Хватит врать Репин! Я же видела!
– Что ты видела?
– Тебя били!
– Убрал её руки от своего лица и встал.
– Никто меня не бил, я просто
– Но ты же весь грязный, как будто тебя по лужам возили....
– Мне идти надо, дел, сама знаешь, невпроворот.
– Да пошёл ты!
– Она оттолкнула меня и скрылась в подъезде. Я не стал ждать, пока появится Наталья Сергеевна и всё начнётся заново и поскорее покинул двор. Что это было, чёрт возьми?
Глава 4
В день похорон непогода рассвирепела не на шутку. Снег с дождём, силь-ным ветром и морозом разом обрушились на похоронную процессию отхо-дящую от дома и до автобусов и машин добрались скорее белые, трясущиеся от холода мумии, чем торжественно одетые скорбящие люди. Больше всех досталось оркестру играющему траурный марш Шопена, у парней свело пальцы, посинели от холода губы, а на духовые инструменты налипло по килограмму льда.
Народу собралось раза в три больше чем ожидалось, Наталья Сергеевна всё время переживала, хватит ли всем мест на поминках и когда выяснилось, что больше половины пришедших проводить Геннадия Петровича в последний путь, ехать с нами не собирались, немного успокоилась.
Помимо непогоды, но днём ранее возникли проблемы в епархии, сначала архиерей долго не мог решить созывать ли ему священный клир на собра-ние, он был уверен в грехе Протасова, потом, когда всё же решился это сде-лать и все собрались, они долго спорили, считать ли раба Божьего Геннадия самоубийцей или же нет. Долго вертели в руках справку выданную капита-ном Мусатиным, как оказалось гением казуистики, из которой не было ясно, что всё-таки сотворил с собой Протасов, однако после шести часов споров и часа молчания было решено, совершить полный чин отпевания. Что их под-вигло на такое решение, понятия не имею, но со всем возможным чувством благодарности к уважаемым служителям культа, и со сто процентной уве-ренностью в промысле Божьем, выражу благодарность, как первым, так и последнему.
Место Протасову досталось приличное, я, если честно, ожидал чего-то по-хуже, но видно гн. Золин напряг свои связи. Одно только удручало.
Ещё на подъезде к Стригинскому кладбищу всё пространство от горизонта, до горизонта было усеяно крестами. Тысячи и тысячи, без всякого, даже чах-лого деревца меж могилами, они стояли открытые всем ветрам. Прямо не кладбища, а поля крестов. Посадки крестов, где никогда, и ничего не вырас-тит.
Моим соседом в автобусе, своей машины, как вы знаете, у меня не было, а навязываться кому-то я не хотел, был дальний родственник Протасова, Иван Павлович Естрикин, так он, завидев эту картину, тяжело вздохнул и печально произнёс:
– Что со страной сделали суки.
– Я, в это время видевший то же, что и он, но думавший о чём-то своём, не расслышав, спросил:
– Вы о чём?
– О чём? Вы серьёзно юноша?
– Иван Павлович был очень пожилым челове-ком и потому имел право так ко мне обращаться.
– Вполне.
– Спокойно ответил я подкупленный его доброжелательным тоном, и благообразной внешностью, и даже не подозревая какой вулкан гнева я только что разбудил. Из последовавшей за взрывом тирады я узнал о себе много нового и то, что я либерал, (и это я, который за домострой, в мыслях, конечно, попробуйте сказать такое вслух, в среде либералов или начитанных женщин). И то, что я, как впрочем, большинство молодых мудаков, не интересуюсь историей, и сукин сын я, и тварь последняя и т.д. и т.п. Короче пришлось мне пересесть, но оно и к лучшему, потому как следующим моим соседом оказалась очень спокойная и симпатичная девушка по имени Вера.
Я правда ещё кое-что от Естрикина узнал, до того как успел пересесть, ока-зывается все эти поля могил возникли здесь за какие-то пять лет, с 1993 по 1998 года, я помню это время, но не знал, что было ТАК страшно.
Под самый конец, вернее в тот самый момент, когда гроб с моим шефом опускали в могилу, у меня зазвонил отключенный мобильник, а кнопка отбоя вызова на отрез отказалась повиноваться и, на чёрт его знает какой попытке я, то ли случайно, то ли не случайно, нажал "зелёную трубку". Хорошо еще, что часть зажигательной, латиноамериканской мелодии заглушил оркестр, но он не успел заткнуть рот самопроизвольно включившейся громкой связи, которая голосом Ялдыги проорала на всё кладбище.
– Васёк ты не поверишь! Ковчежец спиздили! Давай дуй ко мне! Срочно!
– А потом ещё добавил сакраментальное: - Бляха муха, а вы-то все чего припёр-лись? Идите на хуй!!!
– И пошли короткие гудки, за которыми последовало гробовое молчание, не только моего телефона, а вообще всех присутствую-щих, включая оркестр.
Боже мой, как мне было неловко, описать какой стыд я испытал в тот мо-мент просто не возможно, осуждающие, возмущённые, гневные взгляды де-сятков людей устремились на меня, и я виновато улыбающийся, прячу про-клятый телефон карман и ни как не попаду в него.
Мгновение спустя ко мне приблизился Золин и в двух словах объяснил, что мне тут, с такими выходками, не место. На это я ответил гн. Золину послед-ней фразой из монолога Ялдыги и извинившись перед Натальей Сергеевной, ретировался.
Что тут сказать? В последнее время мне как-то катастрофически не везёт, и с этим надо что-то делать. Знать бы ещё что.
До Ялдыги я доехал быстро, никак не ожидал такой скорости от маршрутки по имени ПАЗ, но водитель похоже играл с конкурентами в догонялки, и мчался по улицам города порою превышая всякую разумную скорость. Ра-зумную потому, что на улицах практически нет асфальта, он ещё весной со-шёл вместе со снегом, а гонять по ямам на такой скорости, это надо рехнуть-ся, или быть очень азартным человеком.
Народ в салоне волновался, и кто-то из самых нервных пассажиров даже сделал замечание водителю, но тот на чистом таджикском ответил, нечто вроде моя твоя не понимай и на родном русском добавил "доедем все" и утопил педаль газа в пол.
Из автобуса я вышел, слегка обалдев, и с желанием покрепче схватиться за поручень, и поэтому шёл до дома своего знакомца, держась ближе к забо-рам, ну так, на всякий случай. Шёл и не верил, что такого человека как Ялды-гу можно обворовать, и не то что бы, прецедентов не было, они-то как раз были, просто удачных из них ни одного. Хотя....