Паблисити Эджэнт
Шрифт:
– Учёные говорят куда-то вправо.
– Ялдыга посмотрел на меня как на слабо-умного, и тяжело вздохнув, сказал.
– В жопу он катится Вася. В жопу.
Глава 4
Договорившись, встретится с Ялдыгой вечером, я двинул обратно на похо-роны, точнее на поминки, в надежде разузнать у коллег,
Покрутив в растерянности головой, я встретился взглядом с одной персоной из коммерческого отдела и знаком попросил её оторваться от гречневой каши с компотом. Персона нехотя отвалила от богатого стола своё тяжёлое тело, и на высоченных стальных шпильках, грозящих проткнуть бетонный пол, двинулась ко мне.
– Чего тебе Вася?
– А Геша где? Он был на похоронах, я его что-то не заметил?
– Георгий Павлович на работе, ведь кто-то должен работать Вась, не так ли?
– Ты чего?
– Тон создания из коммерческого отдела подозрительно кого-то напоминал.
– Я ничего, я есть хочу, пока есть, что есть, а вот некоторые товарищи, кото-рые нам совсем не товарищи, говорят, что жрать вредно, а работать нет.
– Жрать Надя вообще вредно.
– Я оглядел столы.
– Но работать на голодный желудок, ещё вреднее, а кто это в таком ключе высказался? Уж не господин ли Золин?
– Он самый, фикус сраный, ни дна ему, ни покрышки. Представь, выходим мы всей толпой с кладбища, а этот хорек собирает нас всех в кружок, достаёт список и зачитывает фамилии тех, кто прямо отсюда едет на работу вкалы-вать как проклятый, а кто остаётся поминать усопшего. Ему, конечно, задают резонный вопрос, а каковы критерии отбора? По весу, по значимости, или ещё каким индивидуальным признакам? А он говорит, "это я так решил".
– Ему там морду случайно не набили?
– Нет, хотя некоторые пытались, он правда их быстро уволил, и ребята спо-койно пошли поминать шефа, а остальные поехали работать работу.
– Тебя что, тоже уволили?
– Ага, и знаешь, лучше работать с холодной и скользкой жабой в обнимку, чем с этим скунсом.
– Ну вы даёте.
– А куда деваться? Прогиб перед Золиным, это как измена родине, один раз совершил и враг навсегда.
– А сложное семейное положение учитывается?
– Не-а.
– Она посмотрела в мои широко открытые, наивные глаза, и добави-ла.
– А кому сейчас легко?
– Вот из таких как ты и получаются революционерки. У тебя отсутствуют кри-тические восприятия своих убеждений, это симптом Надин, это надо лечить.
– Фанатизм не лечится Базиль.
– Она успокаивающе похлопала меня по пле-чу.
– Ну ладно, ещё увидимся.
– И отвалили к столу.
– Ага, не лечится, зато, успешно заедается.
– Пробормотал я, и развернув-шись, нос к носу столкнулся с предметом нашего разговора, то есть с фику-сом, жабой и скунсом в одном лице.
– О чём вы там шепчите Василий Александрович?
– Поинтересовался Золин.
– Да так, молюсь перед трапезой.
– Соврал я первое, что пришло мне в голо-ву, заодно изобразив одухотворённое лицо.
– Что?
– Не понял временный директор "Эдельвейса".
– А, вы ещё не ели, то-гда конечно проходите, садитесь, у меня как раз разговорчик к вам имеется.
– Честно сказать я был голоден как волк, и от предложения отказываться не собирался, но Золин не счёл нужным ждать, когда я хоть немного утолю го-лод, и начал сразу. Я ещё даже кутью с оладьями не попробовал, а он уже заставил меня поперхнуться.
– В общем так, в свете последних событий Василий Александрович, наше агентство решило расторгнуть с вами договор о сотрудничестве, (эх Марьяна) и нам нужно, что бы вы переориентировали своих клиентов напрямую, то есть, сразу на "Эдельвейс". Так всем будет проще работать, а вы в свою очередь можете влиться в дружные ряды нашего коллектива, на правах рядового рекламного агента.
– Вот так. Честно сказать я ждал чего-то подобного, но кутья всё равно показалась мне слишком сладкой, а оладьи перепеченными. Похоже, на моём лице отобразилось нечто такое, из-за чего Золин решил добавить пару ласковых.
– Время любимчиков прошло Василий Александрович, и вы должны это принять как данность, без помощи Протасова ваша клиентура резко пойдёт на убыль, так что не стоит артачиться.
– С чего это вы взяли?
– Ну всем же известно, что Геннадий Петрович по доброте душевной подки-дывал вам клиентов, в знак, так сказать, ваших э-эм..., дружеских отношений с его дочерью, любимой нами Марьяной Геннадьевной.
– Прогиб, прогиб, тройной прогиб, или как там, в фигурном катании? А, не важно, всё равно не засчитан, Марьяши-то радом не было.
– Вы в этом уверены?
– Ну, я как-никак, замом Протасова был.
– Хреновый из тебя зам получается.
– Не скрою, Протасов поручал мне работу кое с кем из его клиентов, но мои-ми они никогда не становились.
– Уж не хотите ли вы сказать Василий Александрович, что вся ваша клиентура наработана вами.
– Хочу.
– Но вы же не будете отрицать, что решающим в их желании работать с вами, было имя Протасова.
– Не буду, именно имя Протасова, а никак не имя Золина.
– Ах вон вы о чём.
– Усмехнулся и.о.
– Именно об этом, кто же будет работать с вами, если вы за один присест уволили треть своих сотрудников, да к тому же не самых плохих.
– Не самых плохих? Хороша рецензия. Не самые плохие сейчас находятся в офисе и впахивают, а не жрут расстегаев по ресторанам в три горла!
– Разо-шёлся хорёк.
– Помянуть человека, проводить в последний путь того, кто столько лет давал им работу это, по-вашему, жрать расстегаев по ресторанам? Да русский ли вы месье Золин!? И на счёт расстегаев вы сильно загнули, кутья дрянь, остальное тоже не далеко ушло.
– Не надо передёргивать! Вы прекрасно понимаете о чём я!
– Ещё бы мне не понимать.
– Не орите пожалуйста, на вас люди смотрят.
– Я поднялся, что-то с поминка-ми сегодня не задалось, лучше уж я в одиночку выпью соточку водки, закушу грибочком да помяну шефа добрым словом, чем тут скандалы разводить.
– Всего хорошего.