Паблисити Эджэнт
Шрифт:
– Что с вами?
– Она закусила губу, нервно вздохнула и отвернулась к окну. Странное дело. Абсолютно не понимая, что твориться с девушкой я подошёл и приобнял её за плечи.
– Простите, если обидел вас, я просто подумал..., он ведь ваш дядя, и..., простите Лида.
– Она резко и даже как-то отчаянно раз-вернулась и, уткнувшись лицом мне в грудь, разрыдалась. От удивления я на секунду потерял дар речи .
– Я и не знал, насколько он был вам дорог, и это ещё более странно.
– Честно сказать, мне бы стоило помолчать в данную минуту, поэтому я усилием воли закрыл свой рот и просто нежно погладил девушку по волосам, но натура быстро взяла своё.
–
– Лида что-то невнятно выкрикнула мне в грудь и зарыдала с новой силой.
– Да что такое, в самом деле.
– Тихо и почти жалобно произнёс я, мягко погла-живая её, ну надо же так разволноваться.
– Что тут поделаешь, все мы под Богом ходим.
Через минуту Лида немного успокоилась и тихо произнесла.
– Он мне не дядя.
– Хм?
– Ну и что, всё равно, хороший же человек был.
– Ну да, чего ещё я ожидал, конечно не дядя. Что может связывать молодую девушку и пожилого, бога-того мужчину? И так понятно.
– Я и не думал, что вы так сильно были к нему привязаны, должно быть это тяжело потерять любимого.
– Лида медленно отстранилась и непонимающе посмотрела на меня заплаканными глазами.
– Что вы сказали?
– Спросила она.
– Ну, вы же любили друг друга, я неплохо знал Геннадия Петровича, и могу с уверенностью сказать, если бы он вас не любил, то ни за что не сошёлся бы с вами.
– Зрачки Лиды тут же угрожающе расширились, и она влепила мне хо-рошую такую пощёчину.
– Он отец мне был кретин ты этакий! Отец!
– О.
– Схватился я за щёку, она горела огнём и не только от удара. Боже мой, ну какой же я дуралей в самом деле, ведь вполне логично было предполо-жить, что человек старше её в несколько раз мог просто опекать юную де-вушку из чисто отцовских чувств, ведь когда-то так и делали богатые и поч-тенные мужи. Оберегали, воспитывали, давали образование, и выдавали за-муж юных созданий, особенно тех, которых прижили на стороне, но теперь, я предположил самое вероятное из всех имеющихся вариантов. А чего вы хотите, нравы нынче не те уважаемые читатели, далеко не те.
Ах, куда ушли те благословенные времена, когда девушка идущая под руку с убелёнными сединами господином, не вызывала никаких подозрений от-носительно её социального положения, каждому встречному было ясно, это его дочь или в крайнем случае племянница.
Или присутствуя в обществе, неважно каком, высокоинтеллектуальном, или совсем наоборот, вам незаслуженно нанесли серьёзное оскорбление, кото-рое можно смыть либо кровью, либо кулаком в морду, и вы вместо того, что бы выпустить адреналин, сказав в лицо оппоненту всё, что о нём думаете, и предложить отойти ему в тихое место, тычете в клавиатуру дрожащим паль-чиком и брызжете слюной в ни в чём не повинный монитор. Ну куда это го-дится?
Поверьте мне, дорогие мои сограждане, в любом интернет сообществе все-гда найдётся злоязыкая сволочь, которая владеет русским языком получше многих из нас и пользуясь этим, простите за жаргонизм, обсирает всех и вся, и как бы вы его на место не ставили, как бы вы его не переубеждали в том, что он не прав, что так поступать не этично, он ничего не поймёт и продол-жит своё гнусное дело. В реальном мире эта гнида в две секунды получила бы по зубам и впредь свой хавальник научилась бы раскрывать только для чипсов, и пива, например.
И вот я стою, растерянно смотрю на рассерженную и подавленную горем девушку и медленно осознаю, как я её обидел. Лихорадочно ищу слова, способные как-то сгладить мою вину, извинить, но не нахожу, а просто развернуться и уйти у меня не даёт совесть.
Я вздохнул, взъерошил грязные волосы, задел болячку, скривился, прошёлся по перевязочной и сев на кушетку сказал: - Простите Лида, я высказал первую пришедшую мне в голову мысль и это вовсе не от того, что я плохо о вас думаю, это скорее говорит о том, что я вконец испорченный человек.
– Я взял её за руку, усадил рядом с собой и улыбнулся.
– А на счёт похорон не переживайте, было скучно, претенциозно и к тому же сразу после них уволили половину сотрудников "Эдельвейса".
– Как уволили?
– Ну, просто работники не согласились с новой политикой нового руково-дства, хотя жаль, многие из них очень талантливые ребята и..., девчата.
– Новое руководство? Погодите, ведь до оглашения завещания ещё целых две недели, как же так?
– Э-э..., а вы-то, откуда знаете?
– Как мне не знать Василий Александрович....
– Можно просто Вася.
– Хорошо, Вася, я же дочь, и абсолютно точно знаю, что упомянута в завеща-нии, одно только меня беспокоит, как к этому отнесутся Наталья Сергеевна и Марьяна с Евгением.
– Я мысленно присвистнул.
– Однако. Поворот. Может вы даже знаете, что там написано?
– Конечно знаю, Геннадий Петрович составлял и заверял завещание при мне. Так, сейчас вспомню, всё движимое и недвижимое имущество отходит жене и детям, основная часть денег, сколько их там ни есть, тоже делится между ними, мне достаётся один банковский счёт, с очень внушительной суммой специально открытый на моё имя, а вот агентство, тут всё намного сложнее.
– Лида вздохнула.
– "Эдельвейс" хоть и закрытое, но всё же акционерное общество и семьдесят процентов акций принадлежали моему отцу, а осталь-ные тридцать делились между Натальей Сергеевной, Марьяной и Евгением. В тот вечер, когда они с этим юристом, фамилия у него такая ещё странная, на фасоль похожая, обсуждали судьбу рекламного агентства....
– Может Парасоль?
– Перебил я её.
– Точно, Парасоль, Давид Хананьявич Парасоль, вот же память а! Прикольный старичок, выглядит как настоящий франт из тридцатых годов прошлого века, только канотье не хватает.
– Так что там с "Эдельвейсом"?
– Напомнил я.
– Парасоль этот предлагал, что бы всё оставалось по старому, что бы кон-трольный пакет оставался в одних руках, и папа тоже хотел этого, вот только во главе агентства он не видел ни Марьяну, ни тем более Евгения. Одна, он говорил, слишком взбалмошна и непоследовательна, второй больше любит отдыхать, а не работать, а Наталья Сергеевна вообще в рекламном бизнесе ничего не понимает. И, так вышло..., ну..., короче у меня теперь сорок девять процентов акций, у Марьяны тоже сорок девять и..., у вас два.
– Чего!?
– Я аж вскочил. Протасов чего там, совсем с головным мозгом поссорился!? Нахрена он мне такую свинью подложил? Старый..., борец..., мля! Прости меня Господи, ну никак о покойнике хорошо сказать не получается, а промолчать сил нет!
– Я то тут с какого боку!?
– Лида удивлённо пожала плечиками, наверное, не понимает, чего я от радости не прыгаю. Не удивляйся Лидочка, попрыгаю ещё, по извиваюсь как уж на сковородке, вот как Марьяна узнает о завещании, так и начнётся, всем достанется и тебе деточка, и мне, мало никому не покажется.
– А ты значит, в рекламном бизнесе разбираешься.