Паблисити Эджэнт
Шрифт:
– Бывает. Ты в своём роде народ, вот и займись народным творчеством.
– На автомате ответил я, думая совершенно о другом.
– Михалыч, ну что, едем?
– Но Михалыч не отозвался и я скорее вернулся в зал.
– Ты чего молчишь?
– Застукал я колдуна на месте преступления, он уже снял "репродукцию" Мо-не и внимательно изучал её тыльную сторону.
– Да так, отвлёкся.
– Положи картинку, а то приедет мой папа, и оторвёт тебе твою шаманскую голову.
– Я не шаман.
– А ему по хрену.
– Чего тут сзади накарябано, никак не разберу?
– Местами лучше чем моя, на французском.
– Да?
– Да.
– Ну так это, едем что ли?
– Едем.
– И пока Ялдыга не вышел из комнаты, я не спускал с
– Петька, мы уезжаем, давай выметайся по-быстрому. Петька! Ты ещё куда провалился!?
– Чёрт, это уже начинает раздражать, один вдруг живопись по-любил, хотя разбирается в ней как свинья в апельсинах, второй по квартире шарится, в которой бывал уже не один десяток раз.
– Пе....
– Пётр стоял на кухне и во все свои честные глаза пялился на чудо-персик. Я, недолго думая, развернул его вокруг своей оси, вывел за порог квартиры, спустил по лестнице и выставил на холодный декабрьский ветер, пусть охолонёт маленько. Не вдалеке, на лавочке в женском пуховике, восседал дворовый заседатель и делал вид, что совсем нами не интересуется.
Я на секунду оставил Петруху и притормозив за рукав Михалыча, спросил у него: - Видишь этого персонажа?
– Какого? Того, в мамином пальто?
– Ага.
– И что?
– Чего про него скажешь?
– Я тебе экстрасенс что ли? Это они горазды всякую чепуху с экранов телеви-зора нести, типа вижу, рядом с вами стоит какой-то старик, а вы наивные ло-хи сразу "ой, это мой папа, а что он говорит? А как он там? Кушает хорошо? Ему ничего не надо?", тьфу, смотреть противно. Мало ли каких стариков по свету носит, только это не души людские, а всякая мысленная грязь, души на сороковой день уходят горний мир, оставляя после себя всякие мыслефор-мы, мысленные привязки, либо к месту какому, либо к вещи. Потому от ве-щей покойного стараются избавится, я не о всех вещах говорю, а о дорогих покойнику вещах, и не думают о помершем плохо как раз из-за того, что мо-жет вот такая лярва прицепиться и всю жизнь из тебя высосать, а тебе всё будет казаться, что ты во сне со своим родственником общаешься.
– Это ты из личного опыта почерпнул?
– А откуда же.
– Ясно. Я просто хотел узнать, чего этот с позволения сказать, мужчина, у моего подъезда отирается.
– Ялдыга посмотрел на меня, сдвинул шапку на затылок и произнёс.
– А спрашивать ты не пробовал?
– Нет. Он как-то попытался мне под машину броситься, с тех пор я к этому не-адеквату и близко не подхожу, а ещё он людей боится. Странный он Миха-лыч, и появился ровно тогда, когда вся эта мутотень с чайным лабазом нача-лась, я вообще сначала думал, что это он на меня нехорошие сны наводит, но потом..., потом я так думать перестал от чего-то.
– Колдун усмехнулся.
– Да уж Вася, дал ты, а ещё сыщиком когда-то работал, это Киря, дурачок ме-стный, его тут каждая собака знает.
– Местный? Если он местный, откуда ты его знаешь и почему я, местный, его в первый раз вижу?
– А как там Клава?
– Влез в разговор всё ещё не отошедший от пережитого шока Петька, а мне вдруг отчётливо стало ясно, что из всего произошедшего за последнее время я ни в чём не могу быть уверен. Может я, схожу с ума? Может и правда какой-то нейрон не успел вовремя добраться до мозга и по-следний не получив ответа, завис как программа в компьютере, и личность, называемая Василием Александровичем Репиным рухнула? Железо хотя бы перезагрузить можно, программу переустановить, а личность? Что с ней де-лать? Мою социальную природу, всю мою социокультурную жизнь, весь опыт заново не переустановить, потому, что многие из тех, кто формировал меня, давно отправились в мир иной, и если бы было возможно сделать та-кое, то это будет совсем другой человек, не я.
Я как-то так посмотрел на Ялдыгу, что он, не выдержав моего взгляда, от-вернулся.
– На чём поедем?
– Немного погодя спросил он.
– На электричке, в сторону Моховых Гор.
– А машины нет?
– Нет, мою, как ты знаешь, Протасов угробил.
– Я с вами.
– Очнулся Петька.
– Дома всё равно делать нечего, моя дрожай-шая забрала пацанов и укатила к своей, такой-то матери. Так что я совер-шенно свободен.
– Я с сомнением посмотрел на Ялдыгу, но тот лишь пожал плечами, он похоже был не против, а я тем более, больше народу, веселей компания, конечно пилить до Моховых Гор на электричке не так уж и долго, но там ещё пересадка на местную маршрутку, и потом ехать, ехать, ехать, плохими дорогами, по раскисшей снежной каше, хотя.... Может за городом не так уж и сыро?
– Поехали, только надо сначала затариться кое-чем.
– Согласился я.
– Это чем?
– Повеселел Пётр.
– Этим самым, и пожевать чего-нибудь купить надо.
– Ты думаешь в этих самых Могилках магазина нет?
– Спросил Михалыч.
– Кто его знает, посёлок-то дачный, а сезон, как видишь, нет.
Электропоезд домчал нас до нужной станции меньше чем за час, до авто-станции мы добрались тоже быстро, на ней, охочий до домашней выпечки Петька скупил весь месячный запас пирожков с ливером и всю дорогу трес-кал их, не забыв угостить и нас. Ялдга, понюхав угощение, наотрез отказался их есть, мотивируя это тем, что неизвестно какую домашнюю скотину ис-пользовали в приготовлении этих самых пирожков, я не был столь щепети-лен, я ел, но чуть не подавился, когда понял, что колдун имел ввиду. Ведь кошки и собаки с крысами, тоже своего рода домашняя скотина.
Через пару часов автобусной тряски мы добрались до Рустаево, небольшой деревеньки, откуда нам предстояло дойти до Могилок своим ходом, благо идти было не далеко, всего пару километров.
– На кой чёрт забираться так далеко от города, что бы побыть наедине с при-родой.
– Завёл шарманку Пархалин.
– Достаточно выйти в парк, и насладить-ся свежим воздухом, покормить белочек, уточек в пруду, а тут....
– Он может быть и промолчал, но первым делом как выйти из автобуса, Петька влез в лужу слегка припорошённую снегом, и естественно промок.
– А ты не мерь всех по себе Пётр Фёдорович, - ответил ему Ялдыга - кому-то может и белочки за глаза хватит, а иному и гектара картошки под лопату по-садить мало будет.
– Гектара?!
– Ужаснулся Петька, как обычно принимая всё сказанное всерьёз.
– Это же сколько копать?
– Всего сто на сто метров, и три дня от рассвета до заката, зато по осени такой урожаище соберёшь, что и тебе и скотине хватит на всю долгую зиму.
– Ялдыга улыбнулся про себя.
– Знаешь как телёнки и поросёнки варёную и, толчёную картошечку с посыпкой уважают? О-о-о, за уши не оттащишь. Он пятаком в корытце возит, похрюкивает от удовольствия, нетерпеливо копытцами по полу перебирает, и так заразительно стервец чавкает, что у самого слюнки наворачиваются, а ты ему ещё щетинку на боку почешешь, так тут вообще идиллия и верх всякого блаженства.
– Кому, телёноку?
– С пятачком-то? Дурында ты Пётр Фёдорыч, свинье конечно, но я вообще-то о поросёнке говорил.
– Петька замолчал на какое-то время, видно представ-ляя весь долгий процесс до идиллии с корытцем и чесанием бока.
– Не-е, уж лучше белочка.
– Я же говорю, кому чего.
– Философски подвёл итог Ялдыга.
На горизонте замаячила долговязая фигура, в которой угадывался велоси-педист в длинном, почти до пят брезентовом плаще, и шляпе а ля Тироль, вот только потрёпанное перо явно было выдранным у местного петуха. Спортсмен отчаянно наворачивал педалями, с усилием преодолевая грязь и снежную кашу он, то съезжал в колею, из которой потом долго вытаскивал свой видавший виды транспорт, то выкатывал на поле, где грязи было ещё больше, но там она хотя бы не была так разъезженна как на дороге. По всему было видно, что он сильно торопился, но отчего-то смотрел не вперёд, как человек, ждущий конца этой ужасной дороги, а всё время оглядывался назад, как бы опасаясь, погони. Нас он пока не заметил, петляющая дорога и кусты ивняка растущие вдоль неё, скрывали нашу троицу надёжней иного окопа.