Падение "ангелов"
Шрифт:
— Так давай я потолкую с ней по-человечески, — заговорил Яго. — Я не джентльмен могу на наглую девчонку и голос поднять.
— Нет Яго не нужно, — чуть подняла руку Сериль. — Знаешь, мне её по-человечески жалко, у неё мужа нет, а ты знаешь, как Рейх надзирает за теми, у кого нет семьи.
На другом стороне «провода», в небольшой квартире устроен свой ужин, только намного скромнее и тише — молодая девушка в кофте и джинсах работает возле плиты, что-то временами выставляя на стол. Её рыжие волосы убраны в пучок, а пальцы в чём-то замаслены.
— А где Анастас? — спросил молодой парень, сидящий за небольшим столиком, где стоят пара блюд и пара кружек, наполненных креплённым виноградным соком. Сам мужчина одет довольно опрятно — голубая рубашка, выглаженные брюки, на руках блестят золотые часы.
— Он у мамы. Я его отправила, чтобы он смог быстрее прийти завтра в школу, да и давно он у бабушки не был.
На хозяйку обращено добродушное чуть утончённое овальное лицо, на чуть приоткрытую спину смотрят карие глаза янтарного оттенка, чёрные волосы чуть растрёпаны.
— Почему ты поинтересовался, Филон? — с лёгкой улыбкой спросила девушка.
— Да так, скажи, мы же уже год знакомы?
— Ну да.
— Помнишь, как это было? — парень чуть улыбнулся. — Помнишь, как на работе, я по ошибке ошибся отделом и написал о неисправности компьютера в ваш юридический отдел? Помнишь, как ты пришла к нам в аналитический и сказала «какой идиот перепутал юристов с техниками? Сейчас сам возьмёт в руки отвёртку и будет компы чинить».
— А как же это забыть, — усмехнулась и задумалась Элизабет.
Дама, молодая хозяйка обернулась на парня, который смотрит на неё глазами, во взгляде которых есть горит нечто больше, чем обычная дружеская приязнь. Она понимает, что за этот год общения, которое они провели в кафе, на работе, в кинотеатрах ей хотелось бы большего, желала, чтобы золотой венец обвил её безымянный палец, но что она может дать ему? Обычная домохозяйка, растущая сына и не знающая ничего, кроме дома и работы, не понимает, что в ней мог найти коллега по работе.
— Филон, скажи, чем такая девушка как я может быть привлекательна для мужичин?
— Да, Лизи, — коротко назвал парень девушку. — Ты слишком низкого о себе мнения. Ты красивая, трудолюбивая и хозяйственная. Как такая не может понравится.
Элизабет приятно смутилась от таких слов, на её щеках проступил лёгкий румянец. Идиллию разрушил звонок и Элизабет подошла через короткий коридор, что открыть дверь. Распахнув её, в проходе стоял высокого роста мужчина, в костюме клерка или офисного работника, только пиджак на неё сменился длинным френчем. Тут же раздался его тяжёлый бас:
— Я из отдела по надзору за бессмейными из управления Мин…
— Я поняла. Что вы хотели?
— Проверить, есть ли у вас сожители и так далее. У вас только через пару месяцев проходит административный запрет на наличие семейных или квазисемейных отношений.
— Нет, этого нет, — холодно сказала Элизабет.
— А это что у вас там за мужчина сидит? Чай не сожитель?
— Нет, коллега по работе. Мы с ним обсуждаем планы развития юридической государственной конторы на текущий квартал. Вот он решил поделиться предложениями по улучшению работы, — напористо ответила Элизабет.
— Хорошо-хорошо, так и отметим. Всего хорошего.
Дверь захлопнулась и Элизабет посмотрела на Филона, их взгляды встретились. Невольно Элизабет вспомнила Сериль и на мгновение её поразило желание, чтобы у неё всё было как у той жены капитана — муж, радостная атмосфера семьи, и отсутствие еженедельных проверок. На момент ей даже показалось, вся её ненависть к Сериль скорее из-за зависти, а не из-за имперского происхождения.
«Было бы мне дело до Рейха и его политики, если бы не его безумное отношение к моей личной жизни?». Она чувствует, что вся её ненависть к Рейху и даже к Сериль, это не более чем желание освободится от уз бюрократического капкана и самой стать как та жена капитана, но нечто противится в ней.
«Я — свободная дочь Греции», — такие слова матери всплыли в сознании Элизабет, и она пытается их всей силой реализовать в себе, потому что должна… но кому? Греции уже нет и только бабушка с дедушкой причитают, что всё ещё вернётся, да и сама Элизабет им поддакивает, чувствуя, что просто обязана эта делать, ведь в неё, в детстве столько вложили патриотизма к вольной мёртвой стране.
Домохозяйка, любящая семью или горделивая воительница за свободу родины, как царица Боудикка — выбор, который стоит в душе молодой девушки, и она не знает, что выбрать, ибо сказать родителям, что не хочет больше быть против Империи, а желает ей смириться и жить по её законам, значит обидеть их.
— Элизабет, сколько мы с тобой знакомы? Год? Ты же знаешь, что все твои прежние мужья уже обзавелись любовницами и при удобном случае, когда стало особо подгорать они свалили куда-то на юг, — в голосе парня появились эмоции. — Я бы хотел…
— Ты же всё понимаешь, Филон. Административный запрет. Да и ты… скажи, где ты работал до того, как пришёл Рейх?
— Жреческое юридическое управление Храма Фемиды, — чуть повинно опустил голову Филон. — И да, мне назначили наказание на запрет покидать город. Ещё три месяца, и мы могли бы…
— Ты же знаешь, что вряд ли, — Элизабет села напротив Филона. — Семейная политика Империи такова, что двух этнических греков вряд ли… что б их всех! — вспылила дама и залпом осушила стакан. — Да они в нас видят угрозу! Они хотят, чтобы мы выходили за проклятых ромеев! Якобы «разделение нации греков предотвратит мятежи, поскольку они будут разделять ценности Империи через своих супругов!». Чтоб этот Канцлер провалился в ад!
— Если бы нам дали возможность создать семью куда бы ты хотела поехать? — спокойно спросил Филон, коснувшись руки Элизабет.