Падение Царьграда
Шрифт:
— Он учёный человек, ваш Схоларий, — заметил князь.
— Да, в нём говорит разум пророка.
— Он патриарх?
— Нет. Патриарх принадлежит к римской партии, а Схоларий к греческой.
— А Константин?
— Он добрый государь, но, увы, слишком занят государственными заботами.
— Да, да, государи иногда так заняты, что не могут думать о спасении своей души. Но разве сегодняшняя служба имеет особую цель?
— Сегодняшнее всенощное бдение имеет целью восстановить единство церкви и возвратить государству его славу.
— Понимаю. Схоларий хочет подчинить императора церкви.
— Император сам присутствует здесь.
Между тем процессия приближалась, и раздались звуки труб. Мало-помалу стала подниматься по террасам толпа в светлых одеждах, наполнявшая воздух протяжным пением.
Когда показался первый зажжённый факел в ста шагах от часовни, то отец Феофил воскликнул:
— Вон! Смотри, Схоларий идёт за трубачами.
— У него в руках факел?
— Да. Но если бы даже он бросил факел, то всё-таки остался бы светочем церкви. Процессия — продолжал отец Феофил, — не остановится у часовни, а пройдёт ко дворцу, где к ней присоединится император. Если ты, князь, хочешь видеть всё яснее, то я зажгу эту корзинку.
И через минуту заполыхавший огонь осветил так хорошо всю местность, что можно было видеть как днём все мелкие подробности процессии.
Князь Индии с любопытством смотрел на Схолария. Это был человек высокого роста, худой как скелет, с обнажённой головой, впалыми щеками и тонкими чертами лица, в тёмной рясе и без сандалий на ногах. В одной руке он держал факел, а в другой крест.
В ту минуту, как он поравнялся с князем Индии, Схоларий взглянул на него, и глаза их встретились. Хотя прошло только мгновение, но тот и другой вздрогнули. Был ли монах недоволен, что иностранец смотрит, как на зрелище, на то, что он считает священным, или во взгляде князя Индии было что-то необыкновенное, но он посмотрел на него с злобным отвращением и, высоко подняв крест, громко произнёс:
— Заклинаю тебя, враг Иисуса Христа!
С своей стороны князь Индии, увидав перед своими глазами серебряное изображение на кресте из слоновой кости Иисуса Христа в терновом венце, ощутил какое-то странное чувство, и в глазах его помутилось.
— Что с тобой, князь? — спросил отец Феофил.
— Ничего, — отвечал старик, приходя в себя, — твой друг Схоларий великий проповедник.
— Да, его устами говорит сама истина.
— Должно быть, так, — произнёс князь Индии, как бы рассуждая сам с собой, — но никогда никто нс производил на меня такого впечатления, как этот человек. Или, быть может, на меня так влияют обстановка, пение, ночь?
— Нет, в этом человеке поражает присутствие Духа Божия.
В это время голова процессии приблизилась к часовне, и князь Индии, поражённый, он сам не знал чем, взглядом и фигурой Схолария, хотел было удалиться, но какая-то таинственная сила привлекла его к этой процессии, и он молча уселся на приготовленный ему стул.
Отец Феофил встал возле него и начал объяснять, какие монахи принимали участие в ходе, по мере появления их у часовни. Все они были разделены на четыре отдела: братья из обители Константинополя, с соседних островов, с берегов Босфора и из различных скитов. Более получаса шли эти монахи в белых, серых, чёрных и жёлтых рясах, с обнажёнными головами и босыми ногами.
Особое внимание князя Индии было обращено отцом Феофилом на братьев обители святого Иакова, как богатейшей и могущественнейшей в Константинополе.
— Они поставляют в святую Софию самых знаменитых проповедников, — прибавил он, — они отличаются знанием и хвалятся, что в продолжение сотни лет существования своей обители в ней никогда не было еретика.
Старик посмотрел на проходивших монахов в чёрных рясах и высоких чёрных клобуках: впереди шёл игумен, до того старый и болезненный, что факел держал за него сопровождавший его юноша, в котором князь Индии узнал спутника княжны Ирины, разделявшего его заточение в Белом замке.
— Ты знаешь вон того юношу? — спросил он, указывая рукой на Сергия.
— Это недавно прибывший русский послушник. Два дня тому назад княжна Ирина представила его императору во дворце, и он произвёл большое впечатление на Константина.
Монахи продолжали идти за монахами, и наконец князю Индии наскучило следить за ними.
Прошло уже много времени, а монахи всё шли, шли. Наконец показались епископы в сверкающих золотым шитьём одеяниях. Прислужники несли перед ними факелы.
Весь крестный ход выстроился перед дворцом и замер. Казалось, на площади колышется море огня.
Вдруг на ступеньках дворца появился человек. Он был в простой чёрной рясе, и, когда он приблизился, князь Индии узнал императора — без короны, скипетра и телохранителей он поражал своей суровой простотой.
— Объясни мне, — спросил князь у отца Феофила, — почему церковь предстала здесь во всём блеске, а мой друг император является в таком виде, словно он лишился престола.
— Ты сейчас увидишь, что его величество один войдёт в часовню. Он будет там в присутствии Бога. Поэтому всякое великолепие излишне.
Действительно, сверкавшее золотым одеянием духовенство окружило часовню, но только один Константин вошёл в неё. Дверь часовни затворилась за ним, и все преклонили колени в молитве. Красноватый свет факелов освещал эту поразительную сцену. Пение прекратилось, бесчисленная толпа вокруг часовни хранила мёртвую тишину.
— Князь, — сказал тихо отец Феофил, — всенощное бдение началось. Более тебе не на что смотреть. Прощай!
И он также, опустившись на колени, стал молиться, перебирая чётки и устремив глаза на часовню.
Князь Индии молча сел в паланкин. Он был так поражён виденным зрелищем, которое произвело на него удручающее впечатление, что, когда носильщики вынесли его из больших ворот, крикнул с нетерпением:
— Скорей! Скорей домой!
V
ПРЕСТУПНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Жизнь Сергия в Константинополе была очень однообразной. Патриарх, которому его представила княжна Ирина, отнёсся к нему сочувственно, и по его совету Сергий поступил в братство святого Иакова.