Падение Царьграда
Шрифт:
— Я полагаю, что нечего благодарить человека, который спас от убийства одного ближнего и от смерти другого.
— Как бы то ни было, а я всё-таки очень тебе благодарен. Ну, теперь я объясню, что хотел тебе сказать. Мой дядя добрый человек, и распри в церкви не дают ему покоя. При этом он думает только о той потере в силе и влиянии, которую несёт церковь от этих распрей, а потому он и его братство доходят в своём фанатизме до того, что всякий протест против установленных догматов кажется им ересью, и они готовы предать еретиков пытке и смерти. Я понял, что ты предан княжне Ирине, помни мои слова: ей грозит большая опасность.
— Боже избави!
— Предупреждаю, будь осторожен, когда дядя станет расспрашивать тебя после возвращения из Терапии о княжне Ирине. Я считаю, что этим предупреждением я отчасти заплатил свой долг за спасение жизни. А что, ты завтракал? — спросил он вдруг, переменяя тон.
— Нет.
— Голодный — плохой собеседник, и не лучше ли мне прекратить свои речи?
— Нет, я не голоден и, может быть, не вернусь в обитель несколько дней, а твоя беседа меня очень интересует.
— Хорошо. Я постараюсь быть кратким. Церковь, раздираемая распрями, забыла о своей пастве, и эта паства без пастырей сама ищет себе зелёных лугов и свежих ручьёв. Ты слыхал когда-нибудь об академии Эпикура?
— Нет.
— Византийская молодёжь нисколько не жалуется на то, что церковь забыла о ней, и, напротив, считает большим счастьем, что ей дозволяют свободно мыслить, и вот к чему они пришли: так как патриарх и Схоларий спорят о том, какая из христианских религий лучше — римская или греческая, то следует оставить в стороне их обеих и искать новую. Прежде всего возникла мысль о возвращении к язычеству, но поклонение многим богам неудобно, так как трудно сказать, который из них настоящий. Затем вспомнили, что никогда предки наши греки не жили так припеваючи, как в золотой век Платона и Пифагора. Поэтому решено остановиться на философии. Но и философий было много. Которую же нам предпочесть? Мы серьёзно рассмотрели каждую из них и поочерёдно забраковали стоиков, циников и самого Сократа. Тогда нам остался один Эпикур, и в нём мы нашли спасение. Он имеет дело лишь с настоящей жизнью и предлагает свободный выбор между удовольствием и добродетелью. Вот мы формально и объявили себя эпикурейцами, а так как нам нужна была внутренняя организация, чтобы защищаться от преследования церкви, мы основали академию Эпикура. Она помещается в красивом храме, где мы три раза в неделю собираемся, чтобы слушать лекции и участвовать в прениях. Членов у этой академии уже несколько тысяч человек, и мы вербуем их не только в Константинополе, но и во всей империи.
— А что же лежит в основе вашего учения? — спросил Сергий.
— Принцип, что удовольствие — цель жизни.
— Но то, что для одного — удовольствие, не составит удовольствия для другого.
— Хорошо сказано, Сергий. Мы признаем удовольствия одного рода, — именно удовлетворение страстей. Очень не многие из нас предпочитают добродетель.
— И вы более ничего не делаете, как только стремитесь доставлять себе удовольствие?
— Да. Но для этой цели необходимо развитие трёх главных качеств человеческой натуры — терпения, мужества и рассудка, которые служат нам девизом.
— Нет. Вашим девизом должен быть разврат! — воскликнул с жаром молодой послушник.
— Ты ошибаешься, Сергий, мы совсем не такие дурные люди, как ты думаешь, и в доказательство этого я передам тебе поручение, данное мне академией. Выслушав вчера ночью на заседании мой доклад о твоём благородном поступке, академия единогласно признала тебя героем и поручила мне сказать, что двери её всегда открыты...
— Довольно! — воскликнул Сергий. — Я более не могу тебя слушать. Ты и твоя академия — исчадие ада. Оставь меня в покое.
И он быстро направился к двери.
— Сергий, милый Сергий, — промолвил Демедий, схватив его за руку, — я не хотел тебя оскорбить. Останься, я ещё хотел поговорить с тобой о совершенно ином. Ты отправляешься в Терапию, там будет княжна Индии. Ты её знаешь?
— Да.
— Ты думаешь, что она дочь князя Индии?
— Да.
— Значит, ты её не знаешь, — промолвил со смехом Демедий. — Она дочь еврея, лавочника на базаре.
— Откуда ты это взял?
— Княжна Ирина даёт сегодня праздник, — продолжал византиец, не обращая внимания на его вопрос, — она пригласила на этот праздник всех рыбаков Босфора. И я там буду. Желаю тебе всякого удовольствия, Сергий, а главное, проснуться и смотреть на всё открытыми глазами. Когда ты поймёшь весь смысл нашего девиза «терпение, мужество, рассудок», то станешь сговорчивее, а я беру на себя, чтобы двери нашей академии всегда были открыты для тебя.
И они расстались.
IX
ПРАЗДНИК РЫБАКОВ
После ухода своего неожиданного гостя Сергий быстро позавтракал, на что потребовалось немного времени, так как монастырский завтрак, по правилам братства, был очень скуден. Подкрепив свои силы, оп пригладил волосы, почистил свою рясу и, взяв чётки, отправился на пристань рыбного рынка у Золотого Рога. Там он взял двухвесельную лодку и, прыгнув в неё, крикнул гребцам:
— В Терапию. К полудню!
Несмотря на красоту Босфора, по которому быстро понеслась лодка, русский послушник не любовался живописной панорамой, открывшейся перед его глазами, а углубился в свои думы о Демедии и Лаель.
Внутренний голос заставлял его вернуться в свою келью и предаться молитве, но он понимал, что эта молодая девушка один соблазн. Что она ему? Нечистая еврейка. Не поддавайся соблазну и отвернись от него! Но он вспомнил, как отец Иларион учил не отворачиваться от соблазна, а победить его, и, подкреплённый мыслью о своём учителе, Сергий решил не дать Лаель в обиду.
Между тем они поравнялись с маленькой Стенийской бухтой, из которой двигался целый флот разнообразных лодок, разукрашенных цветами, с сидевшими в них мужчинами, женщинами и детьми, которые громко пели.
— Вон рыбаки потянулись на праздник княжны Ирины, — сказали в один голос оба гребца. — Хорошая она женщина, да благословит её Господь.
— Я отправляюсь туда же, — отвечал Сергий, — держитесь за ними.
Когда лодка Сергия вошла в состав весёлой флотилии, то её немедленно украсили цветами с соседних судов, и все вместе пёстрой массой направились далее к Терапии.
Какое удивительное зрелище представляла эта знаменитая бухта! Всюду были видны лодки и лодки, сотни их были в движении, а другие сотни стояли неподвижно вдоль берега. Город был расцвечен флагами, и противоположная сторона также была разукрашена. Везде слышались весёлые песни, хохот, говор. Византия могла быть в упадке, её слава могла меркнуть, её провинции могли отпадать одна за другой, её императоры, двор, знатные люди, духовенство могли своим безумием ускорить это падение, но народ всё по-прежнему любил праздники и умел веселиться.