Падение Царьграда
Шрифт:
— Я всё более и более удивляюсь тебе, мой повелитель.
— Тебя это удивляет, потому что ново для тебя, но я думал об этом месяцами. Мне нелегко было дойти до этого Я согласен отдать наш спор на суд Божий: пусть небо решит, чья будет княжна, моя или твоя. Согласен?
— Когда и где будет угодно моему повелителю. Я всегда готов, ему только стоит назначить своего заместителя.
— Нет, я не согласен на поединок. Константинополь ещё никогда не брали враги, и всякий, кто осаждал его, принуждён был отступать. Быть может, меня ждёт подобная же участь, но всё-таки
— То что, мой повелитель?
— Ты отведёшь её перед последним боем в святую Софию и там передашь её мне из рук в руки по воле Божией.
Граф Корти побледнел, потом покраснел и задрожал.
— С кем я говорю: с Мирзой или с графом Корти? — произнёс с усмешкой Магомет. — Разве христиане не доверяют суду своего Бога?
— Но ты предлагаешь мне, мой повелитель, разыграть в кости княжну Ирину.
– — Положим, что так.
— И победителю достанется княжна, как рабыня. Это унизительно. Каков бы ни был исход осады, пусть Ирина сама отдаст свою руку тому, кому захочет.
Султан ничего не ответил.
— Хорошо, — сказал он наконец, — я согласен.
Корти хотел уже удалиться, но Магомет его остановил.
— Граф, быть может, для защиты и спасения княжны Ирины тебе придётся связаться со мною. Как ты это сделаешь?
Корти задумался.
— Когда ты увидишь меня с чёрным щитом в руках и с особым значком на копье, то знай, что я хочу тебе что-то сообщить. Я тогда пущу в твой лагерь чёрную стрелу, внутри неё ты найдёшь записку.
— Хорошо. Ещё раз прощай.
Выйдя из комнаты, граф Корти встретил в коридоре князя Индии.
— Час тому назад я назвал бы тебя эмиром, — сказал он с улыбкой, — а теперь я знаю, что ты граф Корти, и я нарочно остался поджидать тебя, чтобы выразить благодарность за моего друга Нило. Если ты, граф, желаешь окончательно меня облагодетельствовать, то пришли Нило с Али, который вернётся сюда сегодня же ночью.
— Хорошо. Я пришлю его.
Корти посмотрел прямо в глаза старику, ожидая, что он спросит о Лаели, но тот только поклонился и сказал:
— Мы ещё увидимся.
Отвезя в Константинополь графа Корти, Али немедленно вернулся к султану, захватив с собою Нило, который был вне себя от радости, что увидит своего старого господина.
III
КРОВАВАЯ ЖАТВА
В четыре часа утра множество лодок с тысячей каменщиков и шестью тысячами рабочих отчалила от азиатского берега и направилась к Европе.
— Нет Бога, кроме Бога, и Магомет его пророк! — раздавалось на всех этих лодках, за которыми двинулись суда с камнем, известью и деревом.
Прежде чем взошло солнце, на земле был начертан трёхугольный форт, и рабочие принялись за дело. Три паши: Халил, Сарудже и Саганос — руководили работами на каждой стороне форта, а всем распоряжался Магомет, держа в руках меч Соломона.
Хотя постройка была громадная, но не было недостатка в материале, его поставляла Азия, и даже христианские церкви на Босфоре безжалостно разбирались на камень.
Таков был первый шаг Магомета в той войне, которой он так давно жаждал.
Через пять месяцев 28 августа работа была окончена. В последующие два дня Магомет сделал подробную рекогносцировку до самого Константинопольского рва, а 1 сентября он уехал в Адрианополь.
Спустя несколько дней после окончания предпринятого Магометом на Асометонском мысе сооружения из ворот Влахернского дворца, носивших название Калигарии, выехал небольшой отряд всадников.
Предводителем этого отряда, не превышавшего десяти человек, был граф Корти, Целая толпа провожала его, и в воздухе раздавались приветственные крики, так как весь Константинополь в последнее время привык видеть в нём храбрейшего рыцаря.
Как всегда, он сидел на своём любимом арабском коне и был закован в броню с головы до ног, но в доказательство того, что он принимал участие в открытом бою, его вооружение состояло не только из меча и копья, но также из секиры, лука со стрелами и маленького щита.
Сопровождавшие его девять бедуинов были одеты и вооружены так же, как он, за исключением того, что у них не было конических шапок на головах и красных шаровар на ногах.
Греки не верили, что султан серьёзно намеревался взять их столицу.
Когда на Асометонском мысе стал возвышаться форт, с которого можно было видеть улицы Константинополя, легкомысленные греки смеялись, — башню в тридцать футов толщины не передвинешь с места.
Однажды разнеслась весть, что из надводной батареи нового турецкого форта был сделан залп по проходившему судну, которое затонуло. Узнав, что это судно было под венецианским флагом, греки единогласно воскликнули:
— Это понятно. Султан не хочет допустить венецианцев в Чёрное море. Турки и венецианцы всегда воевали между собой.
Несколько позже пришло известие, что султан, остававшийся в Баш-Кегане под тем предлогом, что воздух на Босфоре лучше, чем в Адрианополе, заключил договор с войсками в Галате, которые обязались сохранять нейтралитет. Но спокойствие византийцев было невозмутимо.
— Это победа для генуэзцев, — говорили они. — Не плохо, что венецианцы потерпели поражение.
По временам на византийских базарах появлялись странники и рассказывали, что по приказанию султана льют такие крупные орудия, что в дуле их может поместиться шесть связанных между собою человек.
— Магомет, — шутили они, — вероятно, собирается салютовать в рамазан жителям Луны.
— Однако он безумнее, чем мы полагали, — говорили другие. — От Адрианополя так далеко, что необходимо приделать к его пушкам крылья, но и тогда нелегко будет научить их летать.
Иногда приходили вести из азиатских провинций, что султан формирует громадную армию и что у него было уже полмиллиона солдат, а будет и миллион.
— О, он желает покончить с Гуниадом и его венгерцами, — восклицали греки. — Умно, что он собирает для этой цели такое большое войско.