Падение Царьграда
Шрифт:
— Эмир, прибыл ваш повелитель Магомет.
При этом известии Корти задрожал.
— Где он? — глухо спросил граф, но тотчас, пересилив своё волнение, прибавил: — Да будет любовь Аллаха спутником всей его жизни.
— Он в Белом замке с муллами, пашами и инженерами. Он велел, чтобы ты явился к нему сегодня ночью.
— Да хранит его Аллах.
При наступлении ночи граф Корти, спрятав своё вооружение под серым плащом, сел в рыбачью лодку и отправился вместе с Али к Белому замку.
В полумиле за Сладкими Водами лодка была остановлена, и граф Корти воскликнул:
— Что это такое, Али?
— Военные галеры султана вошли в Босфор, а это их авангард.
Но графу Корти стоило только показать перстень Магомета, и их тотчас пропустили.
Прежде чем перейти к свиданию графа Корти с Магометом, надо сказать несколько слов о том, что случилось с другом султана.
Он сделался христианином и был влюблён в княжну Ирину.
Константин, сам настоящий рыцарь, и, в сущности, более рыцарь, чем государственный деятель, всегда сожалел, что не имел товарища, с которым мог бы делить своё пристрастие к оружию, лошадям, собакам, охоте, военным упражнениям и атлетическим забавам. Поэтому он стал искать общества Корти и задумал приблизить его к себе. Теперь граф Корти должен был днём жить в Влахернском дворце, а ночью — в Юлианском, причём за ним осталась охрана городских ворот.
Спустя несколько месяцев он уже был любимцем Константина и пользовался его полным доверием. Странно сказать, но он теперь был таким же другом императора, как прежде Магомета. Он фехтовал с ним, ездил верхом, обучал его искусству владеть мечом и луком. Ежедневно, в продолжение нескольких часов, жизнь Константина находилась в его руках, и он мог ударом меча или секиры освободить Магомета от соперника, о котором он сам писал султану: «Я считаю, мой повелитель, что ты выше его во всём, но всё-таки будь осторожен, если когда-нибудь судьба приведёт тебя к поединку с ним».
Но теперь случилось нечто, чего не ожидал Корти. Он стал питать к своему новому покровителю дружеские чувства, которые мешали исполнению его долга. У Магомета надо всем преобладали животные страсти, а Константин отличался милосердием, благородством. Граф Корти не мог не видеть различия между христианским государем и повелителем, руководящимся только страстями.
Перемена, происходившая в нём, ещё более обострялась его отношением к княжне Ирине.
После события в Синегионе он из деликатности некоторое время сам не являлся к княжне, а посылал каждое утро слугу осведомиться о её здоровье. Но вскоре он получил приглашение во дворец княжны, и его посещения с тех пор стали всё более и более учащаться. Отправляясь в Влахерн и возвращаясь оттуда, он каждый раз заходил к ней, и при всяком свидании любовь его к ней росла.
Конечно, княжна не могла не заметить его чувств, но она старательно скрывала от него, что их замечает, и ничем его не поощряла.
Как-то княжна подарила ему Евангелие. Много раз он брал в руки Евангелие, но не мог его читать. Эта святая книга как бы обвиняла его: ты сын христиан и раб Магомета. Какому господину ты служишь? Лицемер, изменник, Иуда, кому ты поклоняешься — Магомету или Христу?
Он упал на колени, закрыл лицо руками и попробовал молиться, но он мог только промолвить:
— Господь Иисус, Пресвятая Дева! О, моя мать, моя мать!
Между тем наступил час, когда он составлял очередное послание к Магомету. Взяв письменные принадлежность, он написал первое слово: «Княжна», — потом схватился за сердце и вскочил в ужасе.
Он как бы увидал перед собою образ любимой женщины, и она, глядя на него с упрёком, говорила: «Ты меня любишь, но что ты делаешь? Ты изменяешь моему императору и доносишь своему повелителю о всех моих передвижениях, о всех моих поступках; ты служишь орудием чужой любви. Предатель, ты продаёшь меня за деньги!»
Граф Корти зажал себе уши, чтобы не слышать этого голоса.
Стыд душил его. Тщетно выходил он в сад, чтобы подышать свежим воздухом, тщетно ложился спать, он не знал ни покоя, ни сна.
На следующее утро он приказал, по обыкновению, седлать коня, но не решился ехать в Влахерн. Как мог он смотреть на лицо человека, которому изменял? Он вспомнил с ужасом о княжне. Как было ему отвечать на её улыбку, зная, что он обязался выдать её Магомету? Мрачное отчаяние терзало его душу.
Он поскакал к воротам святого Романа, а затем выехал за город. Долго скакал он на своём чистокровном арабском коне, не зная, куда и зачем. Давно уже наступил полдень, а он всё скакал и скакал. Быстрота движения и резкий воздух как бы успокаивали его. Наконец он достиг бесконечного, тёмного Белградского леса и, соскочив с лошади, провёл целый день на берегу ручья. Поздно вечером он вернулся домой, более спокойный. В эту ночь он спал как убитый.
На следующее утро он отправился в Влахерн и на вопрос императора, почему не был во дворце накануне, ответил, что устал от городской сутолоки и целый день был за городом.
Император был в этот день более любезен чем когда-либо, а княжна Ирина показалась ему ещё очаровательнее. Вечером он написал Магомету обычное послание, а всю ночь проходил по саду.
Так шли недели и месяцы, пока наконец наступило 25 марта, когда граф Корти получил приказание Магомета явиться в Белый замок. Сколько планов избавления себя от этого безвыходного положения составлял он в промежутках между колебаниями, самобичеванием. Ему хотелось бросить Магомета и перейти на сторону императора. Это давало ему право носить в бою цвета княжны Ирины. Но его удерживал страх, он знал хорошо Магомета. Из всех планов ему более всего улыбалось бегство. Морские ворота были в его руках. Он мог выйти в Мраморное море, а там недалеко была Италия и его отцовский замок. Но ему пришлось бы тогда расстаться с княжной Ириной, и это было сверх сил.
В таком настроении находился граф, когда явился Али с приглашением в Белый замок.
Прибыв в Белый замок, он был тотчас проведён к султану.
Приёмная комната была освещена одной свисавшей с потолка лампой, которая тускло освещала находившихся у дверей камергера, вооружённого часового и двух блестяще одетых пажей. Отдав камергеру своё оружие, граф стал ожидать, пока о нём доложат.
В это время из внутреннего покоя вышел человек в чёрной бархатной одежде и в сопровождении слуги. Это был князь Индии.
Он шёл тихо, неслышными шагами; глаза его были опущены вниз. До сих пор граф Корти всегда встречался с ним с удовольствием, но теперь он неожиданно почувствовал к нему отвращение.
Слуга, шедший за князем, нёс что-то завёрнутое в зелёную шёлковую материю, шитую золотом.
Поравнявшись с графом Корти, старик остановился, поднял глаза и с улыбкой сказал:
— Кого я имею честь видеть — графа Корти или эмира-Мирзу?
Корти покраснел. Но он не растерялся и, тотчас сообразив, что этот старик должен был пользоваться доверием султана, спокойно сказал: