Падение Царьграда
Шрифт:
— Я заплачу тебе за все места.
— За все пять?
— Да.
— Вперёд?
— Да.
Найдя пустую лодку и договорившись с хозяином, женщина молча уселась на скамью и, когда лодочник отвалил от пристани, загромождённой всякого рода судами, протянула ему золотую монету.
Лодочник взглянул на золото, насупил брови и поднял вёсла.
— У меня нет сдачи, — сказал он, — и такими деньгами тебе со мной не рассчитаться; давай другие, а то я вернусь.
— Друг мой, — произнесла спокойно женщина, — доставь меня скорее к первым воротам Синегиона, и монета твоя.
— Клянусь Пресвятой Богородицей, что моя лодка полетит, как птица, ты только сядь на середину... Вот так... Хорошо.
Лодочник был здоровенный, искусный в своём ремесле парень, и действительно, лодка полетела с неимоверной быстротой, как на гонке.
Женщина в лодке не обратила никакого внимания на движение, царившее в заливе. Она сидела, поникнув головой и закрыв лицо руками.
— Мы почти доплыли, — сказал, наконец лодочник.
Не поднимая покрывала, женщина взглянула на берег, где в низенькой стене виднелись ворота, перед которыми стояла большая толпа.
— Высади меня здесь.
— Берег топкий, ты здесь не выйдешь.
— Ничего, положи весло на землю, и я по нему проберусь.
Через минуту женщина была на берегу, откуда бросила лодочнику обещанную золотую монету, и, не дожидаясь благодарности, поспешно направилась к воротам.
Очутившись внутри Синегиона, она прошла мимо толпы, обсуждавшей готовившуюся казнь, точно это была новая комедия.
Пройдя галерею, женщина достигла северной части здания. Широкий крытый проход вёл к воротам, которые отворялись прямо на арену. Перед проходом стоял солдат иностранного легиона.
— Друг мой, — сказала женщина, подходя к нему и говоря умоляющим тоном, — еретик, который пострадает сегодня, ещё здесь?
— Его доставили сюда вчера ночью.
— Бедный человек, — произнесла женщина, — он мне родственник, нельзя ли его видеть?
— Приказано никого не пропускать, и к тому же я не знаю, где он находится.
Женщина залилась слезами и стала в отчаянии ломать себе руки. Неожиданно с арены послышался рёв дикого зверя, и женщина вздрогнула.
— Это рычит Тамерлан, — объяснил солдат.
— Боже мой! — воскликнула женщина. — Лев уже выпущен на арену.
— Нет, он ещё в клетке. Его не кормили три дня.
— Можно мне постоять у двери на арену?
— Да, но если ты родственница, то тебе будет тяжело видеть его смерть.
Женщина ничего не отвечала, а вынула из кармана золотой, который положила на ладонь своей руки.
— Я не прошу, чтобы ты нарушил приказание, но дозволь мне постоять у ворот и посмотреть на несчастного, когда его выведут на арену.
— Хорошо, — сказал солдат, взяв золотую монету, — в этом нет ничего дурного. Иди.
Женщина быстро подошла к решетчатым воротам, сквозь которые виднелась арена.
Арена была пуста и посыпана мокрым песком, а над окружавшей её, словно колодец, высокой стеной виднелись тысячи зрителей—мужчин, женщин и детей, в праздничных одеждах.
Казнь была назначена в полдень, и до этого времени женщина, стоя у ворот, плакала, вздыхала и молилась. Солдат вскоре совершенно забыл о ней. Она заплатила ему за своё место, и ему нечего было о ней беспокоиться.
Прошёл целый час, и долетавшие весёлые крики и смех толпы наполняли ужасом сердце женщины.
— Милосердный Боже, — лепетала она едва внятно, — и это творится Твоим именем.
Случайно глаза её остановились» на засове, которым были заперты ворота, и она заметила, что кольцо засова находилось близ неё, так что ей стоило только дёрнуть его рукой, и она очутилась бы на арене.
Неожиданно прямо напротив неё в стене отворилась большая дверь, и из неё выглянул человек гигантского роста. Открывшееся перед ним зрелище, по-видимому, его изумило, и он быстро исчез, захлопнув за собой дверцу; но женщина всё-таки успела заметить, что это был негр, а публика, увидав его, подняла громкий ропот, которому стал вторить какой-то дикий рёв.
— Тамерлан! Тамерлан! — весело воскликнула толпа и начала неистово рукоплескать.
Женщина в ужасе отскочила от ворот.
Спустя немного времени вышел на арену смотритель и, осмотревшись вокруг, направился к другой двери в стене. На его стук вышли двое: вооружённый солдат и молодой человек. На последнем была чёрная ряса, доходившая до босых ног, с чрезвычайно длинными рукавами, из которых не видно было даже пальцев.
Вся толпа мгновенно замерла, и из уст в уста стало переходить одно слово, произносимое со страхом, не лишённым сожаления:
— Еретик... еретик...
Это был Сергий.
Солдат провёл его до центра арены и оставил его там. Удаляясь, он уронил свою перчатку, и Сергий, наклонившись, поднял её и подал ему. Потом он спокойно, бесстрашно поднял голову к небу и скрестил руки на груди. Он дышал таким спокойствием, что можно было подумать, не знал ли он о своём помиловании или спасении.
Когда солдат удалился, раздался звук трубы. В ту же минуту отворилась дверка налево от ворот, у которых стояла женщина, и оттуда тихо вышел лев, моргая глазами, не привыкшими к свету. Он остановился на пороге и, медленно поворачивая свою огромную голову то в одну сторону, то в другую, как бы спрашивал себя, действительно ли он на свободе.
Наглядевшись по сторонам и вдохнув свежий воздух, Тамерлан неожиданно заметил человека. Он высоко поднял голову, навострил уши, встряхнул своей гривой и замахал хвостом. Жёлтые глаза его заблестели, как уголья, и он огласил арену громким рёвом.
Через минуту лев медленно вышел на арену и стал подбираться к Сергию.
Толпа с лихорадочной дрожью смотрела то на человека, то на зверя; но в этом зрелище была такая тайная притягательная сила, что никто не мог оторвать глаз.
Лев вдруг остановился и стал озираться с каким-то беспокойством. Сперва тихо, а потом всё скорее он кружил по арене вдоль стены, как бы отыскивая лазейку и не обращая никакого внимания на человека.