Падение Царьграда
Шрифт:
В доказательство того, что Константинополю не грозила никакая опасность, городские ворота были постоянно открыты днём и ночью.
Наконец греческие послы были изгнаны Магометом. Это случилось в то время, когда он находился в Баш-Кегане; они сами привезли весть о своём изгнании, но и тут греки не упали духом. Городские ворота по-прежнему оставались открытыми, и через них византийцы доставляли продовольствие в турецкий лагерь, соперничая с жителями Галаты. Мало этого, каждое утро из Влахернского дворца отправлялся в Баш-Кеган под военным эскортом фургон с лучшими яствами и винами; передавая всё это турецкому офицеру, начальник греческого эскорта постоянно говорил:
За шесть месяцев до начала работ по сооружению форта против Белого замка Константин был предупреждён о намерениях султана. Это известие он получил от Халила-паши, и что бы ни побуждало последнего так действовать — дружба, чувство сожаления или корысть, император принял к сведению сообщённое им. Он собрал совет и предложил тотчас объявить войну, но сановники высказались за отправку посольства с протестом. Вскоре был получен оскорбительный ответ. Убедившись в трусости своих советников, Константин начал вести двойную игру: с одной стороны, он, угождая своим советникам, держался политики переговоров, подарков, а с другой — напрягал все силы, чтобы подготовиться к войне.
Он знал, что духовенство и монашество были его врагами, предпочитая турка азимиту. Трудно было себе представить более тяжёлое положение, чем то, в котором находился император. Для него оставалась только одна надежда: в Европе было много воинов, жаждавших воевать где бы то ни было, и папа мог навербовать добровольцев для спасения Византии. Но согласится ли на это папа? Император отправил посольство в Рим, прося во имя Христа оказать ему помощь и обещая признать господство папы.
Между тем его послы рассыпались по берегам Эгейского моря и скупали оружие, военные снаряды и съестные припасы, которые привозились в Константинополь на оставшихся судах греческого флота. Каждые два или три дня приходило в Босфор судно с различными запасами и выгружало их в кладовые под ипподромом. Таким образом, к тому времени, когда окончен был форт на Румели-Гисаре, одной заботой у него стало меньше, но зато другая всё более и более тяготила его, и целые часы он проводил на Исааковой башне, нетерпеливо смотря на Мраморное море в ожидании флота с военной помощью. Осада Константинополя была неизбежна, а он не мог рассчитывать на своих подданных не только в военных действиях в открытом поле, но даже для защиты городских стен.
Константинополь был окружён полями. Пока сеяли и готовились к жатве, турки не беспокоили греческих земледельцев. Но в июне месяце, когда начали золотиться колосья, турецкие лошади и мулы стали опустошать поля, а если греческие караульные прогоняли их, то являлись турецкие солдаты и били их немилосердно. Земледельцы обратились с жалобой к императору, и он отправил посольство к Магомету, прося его сохранить урожай от гибели. Но в ответ султан приказал уничтожить весь урожай. Начались столкновения с крестьянами. На юге и на севере близ Гисара было много убитых с обеих сторон.
Когда весть об этом дошла до Константина, то он послал за графом Корти.
— То, что мы давно ожидали, наступило. Кровь пролита, — сказал он. — Нельзя далее отсрочить войны. Правда, мы ещё не получили помощи от папы, но уже нам недолго её ждать, и мы должны покуда защищать сами себя. Народ равнодушен, но я возбужу в них военный пыл. Ступай к Гисару, собери мёртвые тела и привези их сюда. Я выставлю их в ипподроме, и, быть может, подействует на них кровавое зрелище.
Чтобы добраться до дороги в Гисар, которая шла к северу от Галаты, графу Корти пришлось миновать Синегион и Эюбский квартал и у европейских Сладких Вод перейти через мост и направиться налево от Перу параллельно Босфору. Местами виднелись хижины, покрытые соломой, а по обе стороны тянулись неубранные поля.
Граф ехал молча, радуясь, что наконец нашёлся случай проявить себя перед императором и княжной Ириной.
— Турки! — неожиданно воскликнул проводник. — Вон.
Действительно граф увидел на холме столб дыма.
Скомандовав на арабском языке своему отряду, граф поскакал вдоль холма.
Вскоре его встретила толпа испуганных крестьян.
С вершины холма он увидел, как по полю пшеницы бегает огонь. Облако дыма скрывало турецких солдат, частью конных, частью пеших.
Корти передал своё копьё проводнику и приказал остальным всадникам воткнуть копья в землю. Обнажив сабли, они бросились вперёд.
До неприятеля оставалось около двухсот шагов, и турки с удивлением смотрели на атаку маленького отряда.
Приблизившись к кромке огня, Корти пришпорил лошадь и с боевым криком: «С нами Бог и Влахерская Божия Матерь!» — поскакал через горящее поле.
Турецкие всадники обнажили мечи и натянули тетивы на луках, но пешие воины бежали.
Один из турок, в более блестящем вооружении, чем другие, в белой чалме, с бриллиантовым пером, пытался сомкнуть отряд, но тщетно. Корти врезался в его середину.
Граф сошёлся в единоборстве с блестящим всадником, но борьба продолжалась недолго: турок сразу был обезоружен и запросил пощады.
— Сын Исфендиара, — сказал граф, — ты сам убивал беззащитных крестьян, а теперь просишь пощады?
— Мне было приказано! Вчера здесь убили наших воинов.
— Они защищались. Ты заслужил смерти, но поклянись, что передашь султану моё копьё, и я тебя помилую.
Сын Исфендиара взглянул на значок из жёлтой шёлковой материи с красной луной, над которой виднелся белый крест, и, узнав знамя телохранителей султана, покачал головой.
Едва успели турки исчезнуть по направлению к Гисару, как на поле показались крестьяне. Все убитые греки были положены на носилки. Погребальное шествие двинулось к Константинополю.
Предчувствуя, что турки тотчас начнут военные действия, граф Корти разослал гонцов по всему берегу Босфора, предупреждая, чтобы крестьяне бросили свои поля и бежали в город. Таким образом, за погребальным шествием толпа всё прибывала, и, наконец, на мосту через европейские Сладкие Воды она разрослась до целой армии мужчин, женщин и детей, которые несли свои пожитки, сколько каждый мог захватить. В воздухе стояли вопли, крики, а дорога была орошена слезами. Происходило поголовное бегство населения Византии.
Корти со своим отрядом долго оставался вблизи рокового поля, ожидая возвращения врагов. Вечером он послал гонца к императору и укрепился во главе моста. Когда стемнело, шайка турецких воинов спустилась с холма, отыскивая свои жертвы, но, столкнувшись с отрядом Корти, быстро отступила.
К полуночи все селения, покинутые жителями от Галаты до Фанара на Черном море, были превращены турками в пепел. Во власти греческого императора оставалась теперь только одна столица.
Похоронное шествие было встречено у городских ворот придворным духовенством и факельщиками. Быстро разнеслась по Константинополю весть о выставленных мёртвых телах на ипподроме, и громадные толпы устремились к воротам. Впереди шествия несли на двадцати носилках тела убитых в окровавленных одеждах. Вокруг шли факельщики с зажжёнными факелами, а позади — духовенство с зажжёнными свечами и громадная толпа несчастных беженцев.