Падение царского режима. Том 5
Шрифт:
Председатель. — Вы говорите, он послал к вам Комиссарова. Какую роль здесь играл Комиссаров?
Протопопов. — Он приехал ко мне.
Председатель. — По поручению Хвостова?
Протопопов. — Я так понял. Он мне сказал: «Министр говорит, что он заставит вас прекратить всякие допросы в Думе, [63] ибо есть такие у него сведения». Тогда я на это ответил: «Министр, стало быть, занимается шантажем». Он говорит: «Нет, я так вспомнил это дело».
63
«допросы», надо:
Председатель. — Вы тогда были товарищем председателя?
Протопопов. — Да.
Председатель. — Каковы же были отношения Комиссарова с Хвостовым?
Протопопов. — Герасимов, Комиссаров — это особая компания сыщиков, которая была при А. Н. Хвостове. Я ее роли подробно не знаю.
Председатель. — Этот эпизод у нас кончен. Не правда ли?
Протопопов. — Кажется, да.
Председатель. — Теперь, скажите, вы помните дело Рубинштейна, в частности, что Рубинштейн был освобожден?
Протопопов. — Помню. Он купил на 500 рублей цветов и послал их Распутину.
Председатель. — Совершенно верно. Он был освобожден по настоянию Распутина. Вы не можете ничего сказать о роли Штюрмера в освобождении Рубинштейна?
Протопопов. — Об этом со Штюрмером я никогда ни слова не говорил. Я только слышал, что Рубинштейн послал цветы Распутину, и говорили — какую глупость сделал Рубинштейн, зачем это делать, зачем заявлять? Потом он послал цветы Вырубовой, если не ошибаюсь.
Председатель. — До вас доходили сведения о роли Манасевича-Мануйлова в этом деле и об участии Штюрмера в освобождении Рубинштейна? Об отношениях — Манасевича, Штюрмера, Рубинштейна?
Протопопов. — Когда я писал показания, мне было сказано комендантом: — «Пишите про ваших соседей, про Штюрмера». Потому я и написал про Штюрмера, а больше я ничего не знаю. Манасевича я считал шантажистом и вымогателем, — изменником я его не считал. Когда вы меня спросили в первый раз: «А что сделал русский министр?» — я ответил искренне: «Поверил своему товарищу». А товарищ мне сказал точно те слова, которые я пишу. Мне Штюрмер постоянно говорил относительно ареста Манасевича: «Это мое личное дело, меня подсадили на этом, подвели; как же сделали, не предупредив меня? Ведь это же скандал, ведь это травля». Я ему сказал, что травли я не допущу, травли не будет. Он мне советовал сместить товарищей, особенно Степанова. Он предупредил царя и два раза мне сказал: «Что же вы его не уберете?». Я говорю: «Оставьте, он мне нужен».
Председатель. — Тогда до вас не доходили сведения о попытке Манасевича получить миллион рублей с Рубинштейна для себя или для Штюрмера?
Протопопов. — Я это слышал. Много говорили, что Штюрмер нечист на руку и что Манасевич ему дает часть денег, которые он вымогает.
Председатель. — Вы не помните, кто этот слух передавал?
Протопопов. — В Думе постоянно говорили, что он нечист на руку, а затем не помню, кто еще говорил.
Председатель. —
Протопопов. — Нет.
Председатель. — Позвольте и этот вопрос считать исчерпанным. — Будьте добры рассказать о вашем отношении к выборам в московскую городскую думу. Помните о сношениях, которые были с Котлецовым, бывшим городским головой, о выдаче ему субсидии в 30 тысяч?
Протопопов. — Я по этому делу ровно ничего не знаю.
Председатель. — По этому частному вопросу, а по общему о московских выборах — вы знаете?
Протопопов. — Знаю, что туда ездил Невианд, чтобы следить за этим делом. Невианд — это человек, который состоит в распоряжении производящего выборы по России товарища министра Анциферова. Невианду были даны 15 тысяч с целью дать каким-то выборным организациям, но он их не дал и вернул. Затем, второй козырь, который был в руках правительства, это были переговоры с какими-то квартиронанимателями.
Председатель. — Вероятно, с домовладельцами и арендаторами?
Протопопов. — Да. Тут какие-то переговоры шли.
Председатель. — Не шли ли эти переговоры через Невианда? [64]
Протопопов. — Безусловно через него.
Председатель. — Какое же еще было участие министра внутренних дел в этих выборах?
Протопопов. — О 30 тысячах я не знал. Они были кассированы на том основании, что инструкция была утверждена министром внутренних дел, обжалована по жалобе какого-то присутствия очень небольшим числом голосов и отправлена в сенат, где, кажется, одним голосом это прошло. Потом я написал туда о неправильности утвержденной мною инструкции.
64
«Невианда», надо: «Невиандта».
Председатель. — Вы написали, что министр внутренних дел признал неправильными свои действия?
Протопопов. — Я сам виноват и никого не хочу винить, но дело в том, что надо было кассировать выборы, чтобы произвести вторые, ибо говорили, что первые произведены чрезвычайно лево.
Председатель. — Кто говорил, что произведены чрезвычайно лево?
Протопопов. — Говорили все, и я сам находил, что это необыкновенно крайне. Помилуйте, там, кажется, Астров был председателем.
Председатель. — Разве это так страшно?
Протопопов. — Ничего нет страшного, я теперь не боюсь, а тогда боялся, мне казалось, что это ужасно.
Председатель. — Скажите, почему вы все-таки волнуетесь? Надо вам успокоиться.
Протопопов. — Я не знаю, я, должно быть, не совсем здоров. То, что сегодня со мной было, это третий день. У меня неврастения и продолбление черепа, это даром не проходит. Я не знал, что я истерик, а это полная истерия. Я слышу звуки, слышу какие-то голоса, ясно, ясно слышу, как в гипнозе. Я не помню, о чем я говорил, но волновался и говорил.