Падение лесного короля
Шрифт:
– И вам их не списывают?
– Нет. И плюс к тому - четыре тысячи за подъем топляка. И даже те деньги, что на аванс израсходовал, тоже не списывают.
– Так, так!
– Коньков взял из папки еще одну расписку.
– А это что за такелаж купили вы у лесника Голованова?
– Это я сани купил у него и подсанки.
– Сани за четыреста рублей?
– А что ж вы хотите? Шесть саней да шесть подсанков. Сани по сорок рублей, подсанки по тридцать. Итого - четыреста двадцать.
– А какая им государственная цена?
– Не знаю.
– А лошадей где брали?
– В удэгейской артели у Кялундзиги.
– А где документы?
– Сгорели, и дыму не было! Какие документы, капитан? Охотники приезжали на зимовье, привозили продукты, пушнину отвозили, а лошадей давали нам в работу. И сами помогали. Мы им платили. У меня там записано. Они подтвердят. Не даром же работали! Но попробуй взять расписку с удэгейца! Он тут же сбежит.
– Все это очень мило. Но как вы докажете, что деньги эти, - Коньков ткнул в бумаги, - пошли на заготовку леса, а не куда-то еще?
– Дак лес-то заготовлен! Чего же мне доказывать?
– Вы как дите неразумное...
– с досадой сказал Коньков.
– Да за один этот трос, приобретенный на стороне!.. Ведь кто-то положил эти деньги в карман не по закону.
– Значит, если бы я пригнал лес, то все было бы по закону. А поскольку плоты сели, то и такелаж я не имел право покупать, и заготовлять лес. Плоты эти теперь, значит, незаконные?
– На все есть свои правила, - уклончиво ответил Коньков.
– Ну, тогда возьмите шестнадцать тысяч рублей, поезжайте в тайгу и заготовьте две тысячи кубометров по правилам. Поезжайте! Деляну отмерят. Все остальное добывайте где хотите... Ну?!
– Я заготовкой леса не занимаюсь.
– А мне зачем она? Мне нужен этот лес? Да в гробу я видел его, в белых тапочках! Но меня же просили. Христом-богом умоляли. Достань леса, привези! Задыхаемся! Для кого же я старался? Для себя, что ли?
– Но ведь не даром же.
– А вы еще хотели, чтоб я даром старался? Шкуру на скулах обмораживал, руки в кровь сбивал, изворачивался, голодал... И все даром?
– А что у вас с Боборыкиным?
– стараясь остудить не в меру распалявшегося Чубатова, спросил Коньков.
– Почему он так зол на вас?
– Живодер он и сука!
– зло сказал Чубатов.
– Хотел продать мне свои излишки. А я ему дулю показал. Поднял у него под носом шестьсот кубов топляку. И по дешевке. Вот он и взбесился...
– Веселый вы человек, Иван Чубатов.
– На настроение не жалуюсь, капитан. Надеюсь, вы мне его не испортите?
– Не знаю... По крайней мере, не уверен. Одно могу сказать: мне не до смеху.
– Да вам по службе не положено. Ваша форма требует от вас строгости поведения. Это мы понимаем.
– А где хранятся лесные излишки у Боборыкина?
– Сгорели. А может быть, и сам поджег. Он - патентованный жулик.
– Вы можете это доказать?
– Нет. Этого никто не докажет.
– Н-да. Ну, ладно. Подпишитесь под протоколом и из района не выезжайте. Идет следствие.
–
Чубатов расписался и бодрой походкой вышел. Коньков проводил его до наружных дверей. Возвращаясь, он столкнулся в коридоре с прокурором. Тот коротко заметил:
– А я к тебе.
– И, кивнув на дверь в кабинет Конькова, предложил: Зайдем на минутку! Поговорить надо! Взял Чубатова под стражу?
– спросил прокурор в кабинете.
– Нет. Отпустил под расписку.
– Почему?
– Потому что не считаю его опасным преступником.
– Сгорел склад... Возможно, куплен краденый лес. Потрачено более десяти тысяч рублей.
– Краденый лес Чубатов не покупал. Это я установил точно.
– Но расходы не подтверждены. Верить Чубатову нельзя. Он может помешать следствию. По закону его надо изолировать.
– Он не растратчик.
– Ты изучал его бумаги?
– Изучал.
– Можно установить документально, сколько и куда он потратил?
– Он сам охотно признается.
– Слово к делу не подошьешь, Леонид Семенович.
– У нас нет оснований не верить ему.
– Ты считаешь подобную трату государственных денег вполне законной?
– Нет, не считаю.
– Так виноват он или нет?
Коньков подумал и сказал:
– Выходит, так: не останься он за топляком, не задержись на месяц плоты были бы доставлены по назначению. Такелажные расходы Чубатова и все прочие были бы списаны, то есть вошли бы в себестоимость леса. И все было бы в порядке. Все остались бы при своих интересах, и никто бы не предъявил Чубатову никаких обвинений. Значит, вина его в том, что он поднял бросовый лес и решил пустить его в дело? То есть наказывать его будем за инициативу. Вот и рассуди - по совести мы поступаем или нет?
– Не туда свернул, Леонид Семенович. Спору нет, порядок лесозаготовок в нашем районе скверный. Да его вовсе нет. Никаких плановых заготовок мы не имеем. Отсюда каждый мудрит да исхитряется как может. Но из этого не следует, что мы должны смотреть на подобные операции сквозь пальцы.
– А чего ж смотрели до сих пор?
Вопрос Конькова ничуть не поколебал убеждения Савельева:
– Люди, подобные Чубатову, пользуясь трудным положением, как новоявленные купчики, кидают на ветер государственные деньги. Есть определенный закон финансовой отчетности. Вот и потрудитесь соблюдать его, ежели взяли на себя ответственность распоряжаться финансами.
– Логика железная, что и говорить, - невесело усмехнулся Коньков.
– Но не отобьем ли мы желание у людей смелых, предприимчивых рисковать для пользы общей, когда дело принимает непредвиденный оборот? Ведь легче уйти от решения, постоять в стороне, подождать. Авось кто-нибудь смелый вынырнет, подставит загорбок. Пусть себе тянет, а мы поглядим - не споткнется ли? А уж ежели споткнется, тогда мы ему покажем кузькину мать! Не ты ли мне говорил, что не было у нас леса в районе до Чубатова? И не будет, если мы его засудим.