Падение лесного короля
Шрифт:
– Философия, Леонид Семенович. Какая-то помесь делового меркантилизма с либеральной снисходительностью. Лесные вопросы меня сейчас не интересуют. Мы не снабженцы, а работники юстиции. Налицо есть серьезное нарушение закона.
– Есть буква закона, но есть еще и дух закона, - сказал, горячась, Коньков.
– Нет, капитан! И буква, и дух закона - все едино. Нельзя одно отрывать от другого. Закон не плащ с капюшоном - хочу капюшон накину, хочу голову непокрытой оставлю. Закон не должен зависеть ни от состояния погоды, ни от нашего благорасположения, ни от чего другого. Закон есть закон. И если закон нарушен, то нарушитель
– Но бесспорных нарушений не бывает, кроме исключений. Это хоть ты не станешь отрицать?
– И не подумаю отрицать. На то у нас и суд имеется, чтобы решать споры. Пусть суд рассудит, какие сроки ему дать - условные или безусловные. Я не судья, я прокурор. Мой долг - стоять на страже закона. В данном случае финансовая дисциплина нарушена? Параграф закона нарушен? Ну, так вот: предлагаю вам задержать Чубатова. Если будете либеральничать, если не задержите растратчика, то дело будет у вас изъято.
– А я с вами не согласен.
– Как не согласен?
– опешил прокурор.
– Вот так... Не согласен. Вина Чубатова относительная. Главные виновники - начфин, председатель райисполкома и все те, которые развели эту липовую отчетность с лесом. А еще мы с вами виноваты, потому что глядели на это дело сквозь пальцы.
– Разговоры на эту тему считаю исчерпанными. Возьмите под арест подследственного. А предварительное расследование сдайте нам.
– Я возьму его под стражу, но расследование буду продолжать.
– Вы будете наказаны.
– Поглядим.
17
Сразу же после ухода прокурора Коньков позвонил председателю райисполкома и сказал:
– Никита Александрович, мне необходимо поговорить с тобой насчет лесных дел. Когда? Да хоть сейчас же. А лучше давай после обеда и пригласи к себе Завьялова. Обязательно!
Коньков чуял, что прокурор был раздражен неспроста; он и сам оказался в нелепой ситуации: уж кто-кто, а он, Савельев, был главным застрельщиком лесных заготовок после того, как вся его прокуратура и снаружи, и изнутри была обшита тесом. И вдруг - на тебе! Тес добывался по неписаным правилам. Прокурор хлопал ушами, а председатель исполкома знал, да помалкивал. Уж теперь-то между ними определенно черная кошка пробежала. Нельзя ли как-то раскачать председателя райисполкома, чтобы вопрос о нарушениях финансовой отчетности по лесозаготовкам решить как-то по совести, а не валить все на "стрелочника" Чубатова. Этот самый менестрель, как иронично обзывал его за глаза Коньков, понравился ему своей прямотой, вспыльчивостью и каким-то детским простодушием. Да и то немаловажный факт: и лесорубы, и сплавщики, и удэгейцы - все берут его под защиту. За проходимца не станут ратовать мужики, которые сами без денег остались. Так думал Коньков, идя к председателю райисполкома Стародубову.
Тот его встретил шумной речью - пиджак распахнут, лицо красное, ходит по кабинету и ораторствует. Завьялов сидел на диване и смотрел себе под ноги.
– Вот так, Леонид Семенович! Слыхал новость?
– ринулся Стародубов к Конькову.
– И я виноват, и Завьялов виноват, и Чубатов виноват... Только один Савельев у нас невинный. Он, видите ли, прокурор, он один радеет за соблюдение закона, а мы все сообща только и делаем, что нарушаем закон. Он взял под руку Конькова и подвел к дивану.
– А ты садись, садись!
Сам опять гоголем
– Вы знаете, что он мне вчера наговорил?
– спросил, останавливаясь перед ними, изображая на лице ужас и протест.
– Мол, при нашем прямом попустительстве... Это надо понимать - при моем попустительстве!
– ткнул себя пальцем в грудь Стародубов.
– Из хозяйственных заготовок леса образовалась кормушка для коммивояжеров и проходимцев. Я ему - сперва еще надо доказать, что он коммивояжер и проходимец. А он кричит: весь город об этом знает, как он пятерки в ресторане разбрасывает направо и налево. Откуда-то они берутся? Понимаете, разбрасывает деньги Чубатов, а кричит на меня. Вы можете себе это представить?
– Его сочные пухлые губы обиженно дергались.
Коньков усмехнулся.
– Еще неделю назад он из кожи лез, доказывая мне, что Чубатов золотой работник, что до него весь район щепки завалящей не видел.
– Во, во!
– радостно подхватил Никита Александрович.
– Я ему так и сказал: ты же сам упрашивал меня подкинуть премию Чубатову, когда твою прокуратуру тесом обшили! А он мне - не путай, говорит, эмоции с финансовой отчетностью. Ты, говорит, на эту отчетность сквозь пальцы смотрел. Все на такелаж списывал. Но, во-первых, не я списывал, а председатели колхозов.
– Стародубов указал грозно, как Вий, толстым пальцем на понуро сидевшего Завьялова, потом этим пальцем ткнул себя в грудь.
– Если ж я и рекомендовал, то лишь потому, в первую голову, что лес обходился дешево. Понимаете?
– Никита Александрович, а тебе лично известен был этот заведенный порядок отчетности?
– спросил в свою очередь Коньков.
– Что?
– Стародубов с удивлением глянул на Конькова, словно спросонья, крякнул и пошел к себе за стол, сел в кресло.
Раскрыл какую-то папку, бумагами пошуршал, потом ответил нехотя:
– Известен.
– И проворчал: - А кому он не известен?
– Значит, и начфин знал об этом заведенном порядке?
– Да, конечно, знал!
– Отчего же раньше не протестовал наш начфин? Да и ты тоже?
– Лично я считаю Чубатова честным человеком. Потому и не протестовал.
– Так виноват Чубатов или не виноват?
– Леонид Семенович, ты не упрощай! Что значит - виноват или нет? С точки зрения начфина, конечно, виноват - отчетность у него хромает. Но лес-то заготовлен. И лес хороший. В это я верю. И в личную честность бригадира тоже верю.
– Ну, тогда спишите его расходы на заготовленный лес, и дело с концом.
– Да как же списать? Кто же спишет? Я ведь не могу приказать председателю колхоза, вон тому же Завьялову, повесить до весны семь тысяч рублей себе на баланс. Нет у меня таких прав. Не могу! А он принять их по своей воле тоже не может. Был бы лес - тогда другой разговор. А лес-то, вон он где. На Красном перекате.
– Лес-то на перекате, да человек тут. Что с ним делать, вот вопрос!
– Вопрос, как говорится, в вашей компетенции. Тут, знаете, ваше дело...
– Не только мое, но и ваше. И вы должны все взвесить и учесть. Он для вас не посторонний...
– Конечно, все надо учитывать, - поднял голову Завьялов.
– Мужик он деловой, но и беспечный. В каждом деле, кроме выгоды, есть необходимая мера допуска, что ли, или дозволенного. Ты за выгодой гонись, но не забывайся. В этом смысле он виноват. Но...