Падение Стоуна

Пирс Йен

— Это придает уверенности. Благодарю вас.

— Что приводит к очевидному вопросу. Почему вы выбрали такую работу? Странную вы ведете жизнь.

Он явно знал обо мне больше, чем я думал.

Я пожал плечами:

— Не знаю. Банкир из меня вышел не слишком хороший…

— Весьма неудовлетворительный ответ.

— Тогда она мне нравится. Мне нравится заставлять людей делать то, что они не хотят, нравится узнавать то, что мне знать не положено. Думаю, мне нравится обращать дурные дела на добрые цели. Так часто видишь обратное. Но я могу взять ложь и предательство и превратить их в патриотизм.

— Не

наоборот?

— Нет, в моем случае нет.

— Понимаю. Думаю, на следующей неделе вам понадобится все ваше искусство. Вы попытаетесь соединить внешнюю политику и финансы и ловко контролировать получившуюся смесь. Как по-вашему, вы достаточно поднаторели на своей стезе?

— Не знаю.

— Мой кузен предоставит вам любую посильную помощь и немало здравых советов. Ему вы можете доверять. Я прошу лишь об одном: если вы потерпите неудачу, дайте ему знать. Будь я проклят, если дом Ротшильдов разорится из-за «Барингса».

Глава 19

В Париж я вернулся в шестом часу утра вторника. Я был совершенно измучен. Два раза за сутки я пересек Канал, двое суток почти не спал, а оставшееся время провел по большей части на совещаниях. Строго говоря, следовало немедля взяться за дело, но я был не в состоянии. Я сумел найти кого-то, кто отнес бы записку Альфонсу де Ротшильду, еще одну послал мсье Нечеру — но и все. Я больше не мог обходиться без сна. И, рискну добавить, спал прекрасно; на удивление хорошо в подобных обстоятельствах.

Совещание с Ротшильдом и Нечером началось после ленча. Я едва не дискредитировал себя, опоздав, но прибыл к особняку Ротшильдов в Восьмом районе с запасом в несколько минут. Присутствовало четверо: «комитет по защите» — так я начал их про себя называть. Те самые, кто желал разрешить кризис, если бы только сумел, не навлекая на себя национальный позор. Все были фаталистично настроены и невысокого мнения о многих своих коллегах, о политиках и народе Франции вообще. Они глупцы, — таков был общий вердикт, — ничего не смыслящие в деньгах, понятия не имеющие, сколь тонки и хрупки финансовые структуры, столь надежно поставляющие роскошь и предметы первой необходимости, от которых они все больше зависели. Будь прогресс предоставлен политикам, сказал Нечер, большинство человечества по сей день добывало бы себе хлеб на полях, облаченное в лохмотья и страдающее от голода и болезней. Политиков нужно спасать от них самих.

Пока полное согласие. Было ясно, что все присутствующие — представлявшие самые могущественные финансовые институты Франции — готовы всемерно поддержать прошение, чтобы Франция помогла Английскому банку. Но равно ясно было и то, что ни один не сделает этого, не зная, будет ли принята просьба.

— Лично я, — сказал Альфонс Ротшильд, — готов предоставить полмиллиона золотом на общую защиту банковской системы; я уже послал телеграмму моему кузену, чтобы информировать его, что переведу деньги в его отделение сегодня же.

Нечер улыбнулся.

— Это защитит дом Ротшильдов, мой дорогой Альфонс, — заметил он. — Но мало кого еще.

— Пока вы не можете ожидать от меня большего, — возразил Ротшильд. — Во всяком случае, пока не будет достигнуто общее соглашение. Помните, если ведется наступление на банки в Британии, оно и здесь может спровоцировать панику. Мы не можем себе позволить подорвать собственную оборону.

— Банк Франции или ничего. Верно? — прокомментировал я.

Все они кивнули.

— Я не знаком с управляющим, — сказал я.

— Мсье Маньян, — отозвался Нечер. — Хороший человек. Любопытно, что начинал он как фабрикант скобяных изделий. В нем осталось еще кое-что от крестьянина, но на него можно положиться. Он как раз из тех, кто в полной мере знает цену крепкой валюте. И понимает, как слабость на кредитных рынках способна сказаться на промышленности. По сути, в том-то и проблема.

— Почему?

— Потому что, по моим представлениям, он уже отреагировал бы. Уверен, интуиция диктует ему поддержать Лондон. Это по-добрососедски и полезно для бизнеса. Он этого не сделал. А это наводит на мысль, что у него есть иные инструкции. Он не независимый человек, сами понимаете. Банк Франции — в отличие от Английского банка — не частная компания. Его единственный акционер — правительство, и в конечном итоге мсье Маньян должен поступать так, как ему прикажут.

— Значит, мы говорим о правительственной политике?

Нечер вздохнул.

— Не думаю. Поверьте мне, мистер Корт, я, все мы стараемся разузнать. Но пока я ничего не выяснил.

Тут Ротшильд улыбнулся с некоторым превосходством.

— По счастью, магия дома Ротшильдов еще не выдохлась, — негромко произнес он. — Полагаю, я могу сказать, что происходит. На такую политику Рувье уговорили около полугода назад. Министерство иностранных дел не вмешивается, так как считает неразумным не воспользоваться любой слабостью, какую может проявить Британия. Неурядицы в «Барингсе» назревали уже несколько месяцев, и министерство иностранных дел понемногу готовило почву. Все выросло из промаха Бисмарка три года назад, когда он отказал России в доступе на берлинские кредитные рынки. Его место занял Париж, который ссудил русскому правительству крупные суммы. Это, разумеется, создало узы дружбы, не говоря уже об общих интересах. Я даже рискнул бы предположить, что со временем, возможно, будет достигнуто какое-то взаимопонимание в военной сфере. В данном случае вполне очевидно, что ослабление Великобритании будет выгодно обеим странам.

— Но Россия отчаянно нуждается в инвестициях. Если она не получит кредиты, ее армия откатится назад в семнадцатый век. Какая польза от подрыва кредитных рынков?

— Вопрос настолько здрав, что, боюсь, я не могу на него ответить. Я обращался в русское посольство, но там отказались со мной разговаривать. — Сюрприз был явно болезненным. Никто не отказывается разговаривать с одним из Ротшильдов.

— Однако они согласились говорить с британским правительством. Что само по себе указывает, какая важность придается этому делу. И насколько хорошо они подготовлены.

— Но тогда переговоры будет вести сэр Эдвард Мерсон.

— Я на это указал, и у них нет никакого желания говорить с сэром Эдвардом Мерсоном, поскольку он не поймет, о чем идет речь. Нет. Вам придется представить кого-то повыше рангом и с большими полномочиями. Я бы предложил Гошена. Он вправе заключить сделку, и у него достаточно власти, чтобы убедить премьер-министра ее принять.

— Вы ожидаете, что министр финансов будет пресмыкаться публично?

— Я бы ожидал, что он приедет так тихо и незаметно, что никто и не догадается о его присутствии в Париже.