Падшая женщина
Шрифт:
— Мы будем платить тебе десять фунтов в конце каждого года, — сообщила миссис Джонс. — И ты будешь получать новую одежду к каждому Рождеству. И разумеется, стол и кров. Ты много ешь?
Мэри Сондерс покачала головой.
— Конечно, мы не хотим морить тебя голодом, — торопливо добавила миссис Джонс. — У тебя немного больной вид.
Мэри уверила ее, что она просто немного устала после путешествия.
— Было ужасно холодно.
— О, да это еще пустяки! — бодро заявила миссис Джонс. — Вот в год, когда мне исполнилось двадцать, стоял такой мороз, что птицы падали прямо на лету. Хлеб так поднялся в цене, что мы… — Она осеклась и сложила руки на животе. Нужно было надеть другой стомакер, тот, что получше, парчовый. О, ради всего святого, Джейн, одернула она себя. — Ты ведь умеешь стирать тонкое белье, Мэри? И делать работу по дому? Кажется, твоя мать упоминала об этом в письме.
— Да.
По мнению миссис Джонс, служанке следовало бы ответить «Да, мадам». Но в конце концов, это всего лишь мелочь, к тому же девочка только что поступила в услужение.
— Если не знаешь, как делается что-то по хозяйству, я тебя научу, — продолжила она. — Просто спроси. Пока будешь помогать нашей служанке Эби с уборкой и прочим и, конечно, мне с шитьем. Все, чего я требую, — это чтобы ты была прилежна, опрятна и… — Она поискала нужное слово: — Честна.
Мэри Сондерс слегка наклонила голову.
Миссис Джонс вспомнила подходящую строчку из романа, который она когда-то читала.
— Я не терплю обмана и тому подобных вещей. И если я однажды поймаю прислугу на лжи, то никогда не смогу доверять ей снова.
Это прозвучало очень внушительно. Новая служанка снова кивнула.
— О, я совсем забыла. У меня есть для тебя книга… — Миссис Джонс порылась в кармане, извлекла оттуда потрепанный томик и передала его Мэри. — «Полный перечень обязанностей хорошей прислуги». Очень полезное чтение.
Прежде чем Мэри Сондерс успела сказать хоть слово благодарности, в комнату вбежала маленькая девочка и прыгнула прямо на руки миссис Джонс. Та подхватила ребенка и на мгновение зарылась лицом в ее светлые мягкие волосы.
— Это Гетта, наше сокровище, — сказала миссис Джонс и тут же укорила себя.
Новая служанка сдержанно улыбнулась.
— Мама?
— Что такое, дитя мое?
— Я могу пойти поиграть на лугу?
— Не сегодня, Гетта. Там все еще слишком много снега. Я назвала ее Генриетта, в честь героини романа миссис Леннокс, — пояснила миссис Джонс и перехватила пухленькую девочку поудобнее. — Я читала его все время, пока лежала в родах. Целых две недели я провела в постели… — Она вдруг вспомнила, что говорит с пятнадцатилетней девочкой, слегка покраснела и прижалась лбом к разгоряченному румяному личику Гетты. Девочка завозилась, миссис Джонс спустила ее на пол и оправила юбки. — Поздоровайся с нашей новой служанкой Мэри, cariad [10] .
10
Дорогая (вал.).
Гетте было всего четыре года, и обычно она относилась к незнакомым людям с опаской. Но когда Мэри Сондерс наклонилась и протянула ей руку, девочка без всякого страха взяла ее и пожала. Мэри широко улыбнулась. В это мгновение она как две капли воды походила на Сьюзан Рис.
— Ты должна быть добра к Мэри, моя милая, — ласково сказала миссис Джонс. — Она потеряла мать. Вообрази только, как это ужасно.
Подражая матери, Гетта сделала серьезное лицо.
— Ее бедная матушка улетела в рай, — добавила миссис Джонс.
— В колеснице, как мой брат?
Миссис Джонс едва заметно поморщилась.
— Верно, моя милая. — Она посмотрела на Мэри. — Твоя мать ведь не слишком страдала?
Новая служанка молча покачала головой.
Миссис Джонс на секунду прикрыла рот рукой. Несчастная девочка. Печаль еще не отпустила ее.
— Ну что ж, моя дорогая. Если ты хотя бы вполовину так же добра и прилежна, как бедная Сью, мы с тобой прекрасно поладим. А теперь пойдем вниз, я познакомлю тебя с кормилицей Гетты, миссис Эш. Она… добрая христианка, — неуверенно прибавила она.
Мэри приподняла брови, почти насмешливо.
На лестнице миссис Джонс вспомнила еще кое-что.
— О, Мэри… вот еще что. Табак.
— Табак?
— Да-да. Хочу предупредить тебя, что нюхать табак — это очень вредная привычка. И к тому же весьма дорого обходится.
Новая служанка заверила ее, что никогда в жизни не прикасалась к табаку. Но что это? Уж не тень ли улыбки притаилась на этих узнаваемых знакомых губах? Миссис Джонс тряхнула головой.
Поднимаясь по лестнице, она всегда слышала, как поскрипывают ее колени. Она пошла быстрее. Сорок три — это не так уж и много.
— Гетта — ваша единственная дочь? — спросила Мэри, как будто прочитала ее мысли.
— Да, — бодро ответила миссис Джонс.
Иногда у нее еще бывали месячные. В сорок три вполне можно родить. Где-то внутри ее еще таилось это крошечное зернышко, возможность зачать еще одно дитя. Она должна была родить сына.
Это было самое длинное утро в жизни Мэри. Стоя на ногах, сгибаясь в три погибели, ползая на карачках, она переходила от одного задания к другому. Она никогда не жила в доме вроде этого. Казалось, здесь только и делали, что вычищали грязь, перемывали все снова и снова, неделю за неделей. Сьюзан Дигот никогда не удавалось навести такой порядок в их подвале на Черинг-Кросс-Роуд, где летом по стенам ползали муравьи. Впрочем, она никогда и не старалась.
Но сообщать об этом миссис Джонс Мэри, разумеется, не собиралась. Пусть новая хозяйка думает, что Мэри и ее овдовевшая мать вели тихую достойную жизнь, пока внезапная болезнь не унесла Сьюзан в могилу, да так скоро, что она не успела позаботиться о своей дорогой единственной девочке — разве что смогла написать письмо старой подруге. Когда расспросы миссис Джонс становились слишком неудобными, Мэри отводила глаза и опускала голову, как будто не в силах справиться с грустью.
Злосчастная женщина, судя по всему, решила, что лучшим средством помочь Мэри отвлечься от горя будет не давать ей ни одной свободной минуты. И в этой семье было так много разных глупых правил! В девять часов — к тому времени все были на ногах и работали уже два часа — Мэри должна была позвонить в колокольчик к завтраку. В таком небольшом доме в этом не было никакой нужды, но, как объяснила миссис Джонс, «хозяин это любит. Он считает, что это признак хорошего тона».
Хозяин обогнал ее в коридоре, когда Мэри шла к завтраку. Двигался он легко и быстро, как и любой здоровый человек. В маленькой гостиной он занял место во главе стола, рядом с китайским чайником, кипевшем на маленькой горелке. Его смазанные маслом березовые костыли послушно лежали под стулом, словно верные собаки. Мэри никогда раньше не сидела за одним столом с одноногим. Ее так и подмывало нагнуться и заглянуть под скатерть, посмотреть на культю, как будто это было представление уродцев.