Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
– Значит так, Скрябин. Вы назад отступить уже не должны. Если вы сделаете шаг назад, я вас уничтожу. Потому как вы становитесь просто опасным. Вы раскисли, вы стали совсем неуправляемы и опасны, прежде всего, для себя. Поэтому, я вам советую все-таки взять себя в руки и довести дело до конца.
– Что вы такое говорите?! – возмутился Валериан. – Вы, вы все сделали, чтобы сделать меня убийцей! Что бы моими руками решить мою проблему, а сейчас меня и обвиняете? Да вы…, да вы…
– Слушай ты! Ты перестань тут мне литературно-театральный кружок устраивать! Сам решил, сам сделал! И если ты мужик и хочешь остаток жизни прожить нормально, то не будешь тут распускать нюни. Соберись и веди себя прилично!
Валериан тяжело дышал, он, прикусив губу, сжал кулак и ударил им по стеклу дверки.
Маленький покосившись на Скрябина ухмыльнулся и похлопал критика по коленке.
– Ладно, ладно. Валериан Степанович, успокойтесь и скажите, куда вас отвезти?… – примирительным тоном добавил Леонид. – Вам надо отлежаться, может даже выпить немного, чтобы в себя прийти. Мы вас отвезем. Куда надо.
– Нет, мне от вас больше ничего не надо! Нет! Мне с вами не по пути! – Скрябин судорожно нащупал ручку на двери и, рванув ее, выскочил на улицу.
Он побежал прочь, по аллеи кладбища, затем свернул на первую попавшуюся тропинку, которая петляла между могилами. В глазах мелькали кресты и звездочки, камни гранита, мрамора и железные короба. Фотографии с красивыми лицами, с них словно смотрели люди, которых уже нет.
Десятки людей!
Десятки людей фантомов!
Скрябин хватался за железные оградки и выл, как волк. Слезы катились по щекам, ноги, едва слушались, сделав еще несколько шагов, Скрябин споткнулся о камень и упал на небольшой холмик. Это была заброшенная могилка. Высокая сухая трава проросла выше небольшого деревянного покосившегося креста.
Но Скрябин не видел на чем он лежит, Валериан уткнувшись лицом в землю, содрогаясь всем телом, тихо рыдал. Ему казалось, что все внутренности сейчас просто вывернуться наизнанку от спазм в желудке. Сколько так он мучился, он не помнил, но через какое-то время силы оставили его и Валериан лишь всхлипывал.
И тут, словно с неба прозвучал знакомый голос:
– Ну, что, мучаешься сука?!
Скрябин замер, ему стало страшно, нет, не прост о страшно, а все тело, до кончиков пальцев охватил животный ужас. Валериан не двигался, он лежал и ждал…
И голос вновь прозвучал, это был красивый женский голос:
– Значит, ты все-таки решился. Ты думаешь, что тебе все это сойдет с рук? Нет, нет, не сойдет! Я не дам что бы тебе сошло и невинного человека за тебя сгноили в тюрьме!
Скрябин мучительно пытался вспомнить, где он слышал этот голос?
Валериан медленно перевернулся на спину и к своему и увидел, что у его ног стоит Виктория Маленькая.
Девушка гневно смотрела на Скрябина и ждала…
– Вы что тут такое говорите? – залепетал Валериан. – Я, остался один, у меня горе, а вы,… вы, что такое говорите? Что вам от меня надо?! Что надо?!
– Горе у тебя?!!! Горе?!!! А ко мне ты приходил, зачем? Горе свое заиметь?! Ты мазохист что ли? Вот так, сначала от жены избавиться хотел, а теперь горе у тебя?
– Не к кому я не приходил! Отстаньте от меня! Отстаньте! Вы и ваш отец вы просто демоны! Вы порожденье зла! – истерично бормотал Скрябин.
Он размазывал по лицу грязь, в его сжатых кулаках торчали стебли старой жухлой травы. С них на щеки сыпались небольшие кусочки могильной земли.
Виктория брезгливо смотрела на этого человека и ждала, она ждала…
– Я ничего не знаю, ничего! Отстаньте от меня… – выл Валериан.
– Помни сволочь! Помни! Если Вилора посадят или с ним что-то случится,… я приду и убью тебя! Просто приду и убью!
Глава девятнадцатая
– Ну что, Щукин, так и будете молчать? – оперуполномоченный Мухин развалился за своим рабочим столом и дымил сигаретой.
Напротив, него, на стуле, сидел Вилор с застегнутыми сзади наручников руками, и пристально смотрел на милиционера. Щукин мочал. Он смотрел в глаза Евгения и с горечью понимал, что у него даже нет сил, ненавидеть этого человека! После двух дней этого кошмара действительности, прошедшие после смерти Лидии, даже думать о ненависти было противно. Странное чувство отвращения к окружающим его людям переполнило грудь. Оно появилось ночью в камере. Вилор с болью вспоминая о Лидии, о том, что никогда ее больше не увидит, вдруг понял, что теперь все что бы, не происходило с ним, не имеет для него самого никакого значения.
– Ну, так что, Щукин?! Что вы сделали с гражданкой Скрябиной, когда она пришла к вам в дом? Почему? Почему вы это сделали? – зло спросил Мухин.
Вилор брезгливо посмотрел на опера и тихо ответил:
– А вы женаты Мухин?
– Что? – милиционер чуть не поперхнулся дымом.
– Понятно, значит, женаты и дети наверняка есть…
– Ты, о чем это?!
– А вот вы, смогли бы, зарезать свою жену?
Мухин вскочил из-за стола и, подбежав к Вилору, нагнулся над ним и зашипел словно змея:
– Ты мне брось эти вот еврейские замашки! Брось! На вопрос вопросом отвечать и глупость всякую спрашивать! Я тебе устрою тут зачистку совести!
Вилор не испугался напора, он посмотрел в глаза милиционеру и равнодушно сказал:
– Вы еще и националист антисемит. Да… полный букет.
– Что сука?! Кто националист?! – Мухин схватил Щукина за ворот рубашки и протянул на себя с такой силой, что затрещали нитки.
– Глупость я спросил в ответ на глупость. Вы же спрашиваете у меня глупость?
Мухин дернулся, но рубашку все же отпустил, он, тяжело дыша, вернулся на место и, покосившись на серо-синий журнал на столе ехидно хмыкнул:
– Я, гражданин Мухин, у вас, как раз глупость-то и не спрашиваю. Вы подозреваетесь в совершении умышленного убийства. Вас нашли в бесчувственном состоянии, рядом с убитой гражданкой Скрябиной, которая, судя по всему, была вашей любовницей и у меня есть версия, что именно из-за ревности вы и зарезали вашу любовницу.
– Прекратите, как вам самому-то не противно?! Зачем вы так?! Вам представляет удовольствие мучить людей?! – брезгливо спросил Вилор. – Лидия была моя женщина, моя любимая, вот и все. Я ее люблю… – Щукин осекся и, грустно посмотрев на окно, добавил. – Любил… и не мог убить, вы что, вашим умом милицейским, не понимаете, что есть такое чувство, а то, что она была за мужем, так она формально была замужем, она не любила этого человека и собиралась развестись, и мы должны были пожениться…