Пакт
Шрифт:
– Его она тоже соблазнила, совратила и завербовала? – спросил Илья.
– Мг-м… – Слуцкий рассеянно кивнул. – Пойдемте, холодно.
Несколько минут шли по аллее в полном молчании. Под ногами хлюпала весенняя слякоть. После долгой паузы первым заговорил Илья.
– Абрам Аронович, вы не сказали главного. Настоящее имя агента вы назвать не вправе. Но псевдоним… Я должен знать, о ком речь.
– А вы разве не поняли?
– Я догадался, но хотелось бы уточнить.
– Вы правильно догадались, – голос Слуцкого звучал устало и безнадежно, – никакой Жозефины Гензи не существует. Есть Эльф, наш агент. Три года она работала
– Что теперь?
– Теперь на нее начнется охота.
– Зачем? – вырвалось у Ильи нечаянно, он сам поразился глупости и наивности этого вопроса.
– Флюгер написал хозяину, что обещает молчать. Но если что-то случится с ним и с его семьей, некое доверенное лицо сразу опубликует в открытой печати все, что известно Флюгеру. А известно ему так много, что по личному распоряжению Хозяина охота на Флюгера отменяется. Ежову надо срочно сорвать на ком-то зло, оправдаться перед Хозяином. Вот он и выбрал в качестве объекта Жозефину Гензи. Начнется охота на нее, а заодно на меня и на вас. Как только выяснится, что Жозефина Гензи и агент Эльф одно лицо, мы с вами окажемся пособниками врага. Я передавал информацию вам, вы использовали ее в сводках для Инстанции. Так-то, товарищ Крылов. Вляпались мы с вами крепко.
Они молча направились к дому, где была явочная квартира.
«Во власти Слуцкого облегчить охоту, – думал Илья. – Эльф ищет связь. Любой головорез Ежова может выйти на Эльфа под видом связника, назвать один из паролей Бруно, известных Слуцкому. Просить Абрама Ароновича не сдавать им пароли, не раскрывать настоящего имени Эльфа бессмысленно, если его прижмут, он все скажет…».
Во дворе стояли рядом две служебные машины. Слуцкий, прежде чем сесть в ту, что ждала его, развернулся лицом к Илье.
– А ведь я чувствовал, я предупреждал вас, Илья Петрович. Помните, в Настасьевском мы обсуждали последнее ее сообщение, которое передал молодой неопытный агент Сокол? Я говорил: она несет пургу, рассуждает как враг. А вы не верили, спорили со мной, валили все на Сокола, защищали ее. Помните?
– Конечно, помню, Абрам Аронович. В Настасьинском вы говорили об этом очень громко и четко. Но только при чем здесь Эльф? Если я вас правильно понял, речь идет о некой датчанке Жозефине Гензи. Это два разных человека. Верно?
Глаза Слуцкого бегали, метались, Илье так и не удалось поймать его взгляд, однако он услышал, как начальник ИНО прошептал:
– Попробуйте… авось повезет…
Риббентропы укатили в Лондон, взяли с собой Стефани. На прощание Стефани сказала, что вопрос о зачислении Габи в пресс-центр можно считать решенным, разумеется, после того, как она порвет с фон Блеффами. Через месяц-полтора тетя с дядей опять приедут в Берлин, тетя подберет для Габи подходящую должность, а дядя отдаст необходимые распоряжения.
Габи не поленилась через знакомых журналистов и дипломатов более подробно выяснить реальную ситуацию с кадровыми перестановками в МИДе. Оказалось, что положение фон Нейрата еще достаточно прочно, хотя фюрер и называет МИД «цитаделью реакционных высших классов», отставки фон Нейрата и назначения Риббентропа ждать пока рано. Риббентроп никому не нравится. Гиммлер говорит, что имя он себе купил, на деньгах женился и теперь пытается мошенническим путем добыть министерский портфель.
– Если сейчас ты попадешь в пресс-центр как протеже Аннелиз, тебе придется несладко, – сказал Макс фон Хорвак. – В МИДе Риббентропов терпеть не могут.
Макс приехал в Берлин всего на пару дней. Они встретились в гольф-клубе, после игры обедали в ресторане. Габи подробно рассказала о разговоре с Аннелиз и поймала себя на том, что Макс единственный человек, с которым она может говорить почти откровенно.
– Конечно, Аннелиз будет счастлива нагадить старой баронессе, – задумчиво произнес Макс, – но дело не только в этом. Ты подходящая кандидатура для ее свиты. У тебя есть известность, но нет надежного тыла, теряя поддержку фон Блеффов, ты попадаешь в зависимость от Риббентропов. Примерно так рассуждает Аннелиз. Оказавшись в ее свите, ты приобретешь уйму влиятельных врагов. Их враги автоматически станут твоими. Аннелиз будет использовать тебя для интриг, контролировать, хамить, приказывать.
– Как же мне быть, Макс? Я ведь не могу отказаться.
– Да, отказа Аннелиз не простит, это может повлиять на твою карьеру куда серьезнее, чем разрыв с фон Блеффом, тем более что министром Риббентроп обязательно станет, и довольно скоро.
– Многие в этом сомневаются, – заметила Габи.
– Напрасно, – Макс грустно улыбнулся и покачал головой.
Когда они вышли из ресторана, он взял ее под руку и предложил немного погулять по парку.
– Вероятность назначения Риббентропа прямо пропорциональна вероятности войны. Нет ничего опаснее амбиций идиотов. Сочетание ледяного прагматизма и безумия.
– Но если тебя переведут в Лондон, ты тоже попадешь в свиту.
– Не попаду. Туда уже отправили другого помощника атташе. Придется мне торчать в Москве, во всяком случае пока Риббентропы в Лондоне. В Москву ты со мной не поедешь, да я и не решусь предложить.
– Почему?
– Там тоска смертная. Выстрелов и стонов не слышно, трупы на улицах не валяются, но воздух дрожит, кажется, он насыщен человеческими страданиями. Дышать тяжело. Завидую тем, кто этого не чувствует. Физиономии советских чиновников, с которыми приходится иметь дело, меняются, как узоры в калейдоскопе. Не успеваешь запоминать имена. Вчера один, сегодня другой, завтра вообще никого, послезавтра непроходимый тупица. Не то что немецким – родным русским не владеет, двух слов связать не может. Но и он исчезает. Ты определенно знаешь, что всех их посадили, расстреляли. Все разоблачены как шпионы, включая непроходимого тупицу.
– Определенно знаешь? Но откуда?
– Из газет. В «Правде», в «Известиях» печатаются списки. Там только малая часть, а по стране сотни тысяч шпионов, и все дружно готовят покушение на Сталина.
– Тогда почему он до сих пор жив?
– Россия таинственная страна, – Макс улыбнулся. – Почему Сталин жив, если так много желающих убить его? Почему так много желающих убить, если он такой великий, гениальный, обожаемый? Все счастливы, все горячие патриоты Советской Родины, но каждый десятый обвиняется в шпионаже, вредительстве, подготовке покушений и переворотов. На эти вопросы никто не ответит, тем более иностранец.