Палачи
Шрифт:
Я указал Диане место на противоположной койке, прямо против Греты.
– Мадлен, - уведомил я, - поручаю девушку твоим заботам. Однако прошу не производить неприлично громких звуков и не портить воздух пороховыми газами без последней нужды.
– Понятно, Мэтт.
Она оперлась локтями о колени, а револьвер держала обеими руками, как я и наставлял. Молодчина. Теперь мы властвовали положением всецело. Грета Эльфенбейн побледнела и поникла, словно оружие и насилие были ей не по нраву. Разумеется, могла и притворяться, но я припомнил: девица музицировала в знаменитой швейцарской консерватории, откуда вернулась домой лишь когда умерла
Грета меня озадачивала. Я понятия не имел, какое место отводили мирной и безобидной истязательнице фортепиано среди прожженного международного жулья. Сведения о дочке Слоун-Бивенса были довольно противоречивы. Следовало глядеть в оба. В конце концов, она пыталась подобрать бьерновскую "Ламу", валявшуюся на палубе. Вдруг не одни лишь клавиши нажимать умеет?
– Чего тебе нужно, Хелм?
– прохрипел доктор.
– Чего решил добиться, коленками дрыгая?
– Добиться, - повторил я мечтательно.
– Чудное слово: добиться... До-бить-ся... Неких сведений, милостивый государь, и определенного содействия. Во-первых, касаемо сведений... Сообщите: где и от кого разнюхали столько, что очутились на этом судне вместе с дочерью, да еще и норвежской помощью заручились, наняли сопливцев, готовых лупить женщину по башке и спроваживать в море? Эдакое учиняют ради крупного куша, милостивый государь, не иначе. Во-вторых, касаемо содействия: убирайтесь вон с корабля, бросайте начатую авантюру, исчезайте с глаз долой.
Тщедушный старик поправил и пригладил волосы.
– Шутить изволите?
– спросил он ядовито.
– Или впрямь рассчитываете, что я выложу всю подноготную, а в ближайшем порту покорно спущусь по сходням и улепетну?
– Как будет угодно, - вздохнул я.
– Но прежде, несли примете окончательное и безотзывное решение, попросите Грету снова рассказать об участи, постигшей громилу Бьерна, бравого любителя швырять беззащитных дам за борт.
Эльфенбейн вздохнул:
– Изумительно дешевый спектакль! Мелодрама. Всерьез угрожаете убить нас, если не покинем судно?
– Работа моя началась очень спокойно и гладко, предстояла мирная морская прогулка в очаровательной компании; сопровождение - простейшая задача, когда ни малейшей опасности не замечается... И не замечалось, покуда вы со своими выродками не попытались развязать на борту корабля третью мировую войну... Хотели войны - получайте. Одного из ваших мальчиков уже уписывают знаменитые норвежские селедки и трескает несравненная норвежская треска. Второй удирает во весь опор, ибо поверил моему слову, и правильно поступил... Жаль будет спроваживать неплохого ученого к праотцам и крепко усложнять себе существование лишь потому, что ученый не желает разуметь простого и внятного английского языка. Хотите, скажу то же самое по-шведски? Могу и по-немецки объясниться, хотя с дурным произношением. Испанским владею всего лучше - поймете?
Слоун-Бивенс вяло ухмыльнулся:
– Хвастать лингвистическими познаниями незачем. Принимаю в качестве рабочей гипотезы следующее. Не покинем судно - погибнем. Правильно?
Я кивнул.
– Но вы сами твердите о сведениях. А у покойников никаких сведений не выпросишь и не вышибешь... Получается, намерены сперва превратить эту милую каюту в камеру пыток?
Чересчур он был спокоен, излишне хорошо владел собою - даже для записного мошенника и прохвоста.
В конце концов, Эльфенбейн числился дезертиром из лаборатории, отнюдь не матерым бандюгой, начисто лишенным
По-волчьи оскалившись, я полюбопытствовал:
– Отчего бы и нет?
Вернул трофейный пистолет во внутренний карман, извлек ему на смену складной охотничий нож. Раскрыл, резко тряхнув кистью - не слишком удобно, зато впечатляет.
Глаза Эльфенбейна чуть округлились, однако доктор безмолвствовал. Я сообщил:
– Простейший здравый смысл велит воздействовать на молодую даму. Разумеется, в вашем присутствии, сударь...
Слоун-Бивенса проняло.
– Ты, сволочь, не посмеешь... Я невозмутимо и беззаботно мурлыкал, импровизируя в рифму:
– Жаль, хорошая девица; право слово, не годится портить эдакие лица - стыд и срам! Если урезоним папу, тотчас убираю лапу - не придется к эскулапу мчаться вам...
И закончил весьма прозаически:
– Выбирайте, доктор. Можете заговорить - и все обойдется мирно. А можете молчать, как устрица. Коль и впрямь хотите, чтобы вашу дочку до скончания дней титуловали Трехпалой Гретой или Одноухой Эльфенбейн...
Не стану докучать вам подробным пересказом собственных инквизиторских речей. Я перечислял истязания, употреблявшиеся китайцами и ассирийцами, обращался к опыту ЧК и гестапо, излагал богатый опыт команчей, апачей и шайеннов. Сотворя за полтора десятилетия не меньше сорока пяти ковбойских повестей, в последнем пункте я был осведомлен особо.
Эльфенбейн бледнел, краснел и зеленел подобно старому доброму хамелеону, очутившемуся на вечере цветомузыки. Я упорно и монотонно витийствовал, выжидая, пока судно качнется достаточно круто.
И дождался.
И метнулся к девушке.
Слоун-Бивенс непроизвольно попробовал остановить меня, выбросил правую руку, а я немедля перехватил ее левой, притиснул к деревянной дверце шкафа и пригвоздил ударом клинка в ладонь.
Эльфенбейн возопил.
Превосходно!
Карауливший в коридоре человек вознамерился вихрем ворваться внутрь, однако я ждал именно этого, и любезно распахнул перед незваным гостем дверь.
Настежь.
Глава 11
Извините за похвальбу, но дело было и рассчитано, и выполнено весьма изящно. Как выражаются кошки, скогтили птичку на лету... Корабль накренился до такой степени, что, казалось, вот-вот повернется оверкиль. И крен услужливо потрудился вместо меня.
Не в силах остановиться, парень с умопомрачительной скоростью пронесся по каюте и треснулся головой о противоположную стену, лишь чудом не высадив иллюминатор.
Я умудрился отскочить на койку и шлепнуться, подтянув колени к самой груди, чтобы визитер смог заняться членовредительством без досадных помех. Так и вышло. Парень с трудом поднялся на четвереньки, ошарашено заморгал. Оставалось только слегка двинуть его каблуком по затылку и почесть работу завершенной.
Новоприбывший простерся вдоль узкого прохода между койками. Довольно молодой субъект, облаченный в коричневую спортивную куртку, стриженный не слишком коротко, сжимающий в руке маленький автоматический пистолет. Я нагнулся, разжал бесчувственные пальцы, отнял оружие.