Паладины
Шрифт:
– Уксус! [91]
Сомохов командовал арабом и несколькими добровольными помощниками. От их скорости зависела жизнь всех людей, оборонявших лагерь. Толпа магогов была уже близко.
– Deus lo volt! – заревел какой-то молоденький оруженосец, сжимая побелевшими от напряжения пальцами древко копья.
– Deus! – подхватил клич седобородый лангобард, прикрывший грудь лезвием широкой секиры.
– Lo volt! – продолжил здоровенный увалень, бывший крестьянин с покрытым оспинами лицом.
91
Раствор
Его вооружение состояло из явно трофейного тюркского меча и порубленного щита. Шлем, тоже восточного происхождения, сполз на самое ухо, всклокоченные потные волосы выбивались, лезли на глаза.
Картина происходящего вокруг будто застыла в сознании. Костя торопливо всаживал патроны в пустую винтовку. Рядом то же самое делал казак, скрипя зубами и чертыхаясь. Малышев, продолжая набивать магазин, поднял взгляд и остолбенел. В трех десятках шагов от них, у колеса развернутой «на попа» кибитки, стоял невысокий дедок в непривычном для этого региона треухе и распахнутом тулупе. Фигура незнакомца немного светилась и излучала такую уверенность, что страх и напряжение, одолевавшие Костю, вдруг отступили.
– Что за?..
Малышев глянул на воинов, суетящихся перед ним. Они или не видели того, что видел он, или не обращали внимания на этот странный персонаж.
Дедок словил взгляд русича, улыбнулся, подмигнул и… исчез.
– Какого?..
Сформулировать возмущение в привычную фразу ему не дали. Первая туша магалаша вынырнула из-за частокола. Костя вскинул оружие. Напряглись спины стоявших перед ним воинов. Рядом рявкнул «штуцер» казака – исполинская фигура будто налетела на стену.
Малышев сместил прицел вправо и всадил пулю в грудь очередной твари. Но этот магог, казалось, даже не заметил выстрела.
– В голову цель! – Голос подъесаула долетел будто издалека.
Костя прицелился в оскаленную морду… Из-за вала выносились все новые порождения ночи.
– Deus! – Воздух вибрировал от рева обреченной толпы, от топота бегущих магалашей, от лязга оружия, от криков.
Грохот близкого пушечного выстрела едва не оглушил Костю. Картечь снесла троих налетевших исполинов и заставила закрутиться и заверещать от боли еще нескольких. Атака на мгновения прервалась. Подбегающие враги тормозили и толпились у края лагеря.
Ухнула винтовка Горового, Костя торопливо нажал на спусковой крючок своей. Две туши закачались. Из-за спин тварей раздались повелительные команды, враг опять пришел в движение.
– Deus! – распалялась яростью в томительном ожидании узкая цепочка христиан.
Малышев сам не заметил, как начал орать вместе со всеми.
Оскаленные в крике морды чудовищ, пена на клыках, кровавые сполохи в уголках огромных черных глаз набегавших врагов. Он палил во все это, пока сухо не щелкнул боек. И тогда их накрыла волна.
…Первых магалашей франки приняли на копья, но их древки оказались слишком уж хрупкими для впавших в раж
Гиганты рухнули, чтобы уступить место следующим… Брызжущим слюной, яростно вопящим чудищам. Этих встречали уже клинками… И выстрелами.
Над головой Малышева с автоматной скоростью затрещали револьверы. Тимофей Михайлович, вскочив на телегу, разряжал в толпу последние аргументы двадцатого века. Как же сейчас не хватало «Суоми», чьи пустые магазины уже не могли помочь.
А Сомохов? Улугбек Карлович что-то торопливо делал на дне телеги. Что-то поджигал, крутил, открывал.
Костя едва успел повернуть голову, чтобы заметить, как падает стоявший перед ним кнехт. Дубина снесла ему голову, размозжила грудь. Горящие яростью глаза исполина оказались прямо перед русичем. Меч будто живой скользнул в ладонь, чтобы через мгновение увязнуть в горле врага. Чудище отшатнулось, унося с собой оружие.
Костя схватился за рукоятку чьей-то секиры, но оказалось, что это только рукоятка. Лезвие было сорвано. Он держал в руках палку. А над ним уже замахивалось палицей другое ископаемое.
Громыхнуло так, что позакладывало уши. За спинами тварей полыхнуло пламя, как если бы там подожгли гигантский бенгальский огонь.
«Сера! – понял Костя. – Вот что подпаливал Сомохов».
Ингредиенты пороха они хранили отдельно, и ученый щедрой рукой сейчас палил их запас.
Яркое пламя ослепило магогов, впрочем, как и большинство крестоносцев, заставило чудищ отхлынуть. И тут в них полетели бомбы, запас самодельных гранат, лелеемый от самой Италии и хранимый на крайний случай. Улугбек Карлович, как заправский гренадер, метал дымящиеся горшки в толпу врагов. Они почти не причиняли вреда толстокожим уродам, но жутко пугали их.
Люди опомнились первыми. С громовым «Deus!» крестоносцы бросились на крутящихся ослепленных противников. Секиры и мечи рубили лапы, подсекали ноги, клевцы и копья опрокидывали, добивали раненых.
И как нельзя более вовремя послышался шум на другом конце лагеря.
– Так хочет Бог! – орали рыцари Венегора, недавно преследовавшие гогов.
Крики из тыла, толкающие магалашей на новые приступы, прекратились. Твари еще колебались, но тут Горовой, перезарядивший револьвер, открыл огонь. Это послужило сигналом. Бросая палицы, стадо подземных носорогов обратилось в бегство.
Костя вместе со всеми радостно орал и размахивал оружием… Пока прилетевший откуда-то из темноты небольшой осколок скалы не врезался ему в лоб.
3
Когда днем к лагерю подъехал шейх исмаилитов, крестоносцы почти закончили наводить порядок.
Как ни странно, потерь было немного. Из сотни с лишним способных к сражению воинов христиане потеряли девятерых убитыми и четырнадцать ранеными. Впервые в этих горах потери врага были намного больше. Перед лагерем лежали девятнадцать мертвых магалашей и восемьдесят девять трупов гагиинаров.