Память о мире
Шрифт:
(Слушаешь меня, Фома, но не веришь, так ведь? Вот и я говорю, но не верю, что поделаешь).
ВЛАДИСЛАВ ЖАБОТИНСКИЙ:
Толпа во дворе совсем спятила. В миг, когда он заговорил, они тут же умолкли, словно кто-то звук вырубил, моментально протрезвели, не смели шевельнуться, так и вытаращились со страху. Окаменели, как истуканы, в позах покорства. Потом те, кто помалодушнее, зарыдали, какие-то женщины упали на колени, со стенаниями били себя в грудь, рвали на себе волосы.
Пав ниц, крестилась старуха, целовала грязные плиты.
Музыкант в изумлении уставился
Потом я заметил слепого старика. Он воздел к небу немощные руки, иссохшие остатки мышц резко обозначились под светло-коричневой кожей, а в мертвых его глазах...
разве можно было прочесть, что в них: удивление, страх или решимость?
Он медленно, наощупь двинулся по направлению к голосу, похлопывая по плечам тех, на кого натыкался. Ему безмолвно уступали дорогу. Когда прототип закончил свою речь и над толпой чуть ли не на минуту повис безмолвный страх, старик рухнул ничком в пыль и выкрикнул во всю оставшуюся мочь своего немощного горла:
– Я ждал тебя, господи! Даруй же мне исцеление!
Что за этим последовало, словами не опишешь. Какой свирепый вой, какие лица!.. Будто цунами обрушилась на парадный вход, они были готовы все смести на своем пути. Пронеслись прямо по телу старика, который часом позже отошел в лучший мир, так и не дождавшись чуда. Они размахивали хоругвями, колами и лопатами, на чем свет стоит сквернословили...
– В случае чего, я припас вот это, -решительно сказал Райнхард, показывая на хищное дуло револьвера.
Слава богу, их задержал Хоаким.
Встав на пути толпы, он поднял руки и выкрикнул:
– Разве можно так вести себя в храме!
Я боялся за Марию. Она сидела на краешке кровати у себя в комнате и зябко кутала плечи в одеяло.
Пристальный взгляд был устремлен в никуда. Сначала она даже не заметила моего появления. Она не плакала; думаю, на это у нее просто не оставалось сил.
– Это ты? Что за шум там, во дворе?
– Люди пришли славить своего бога.
Она не удивилась:
– Бога? Ах, да - Исаила. Этого следовало...
Имя Исаил я слышал впервые, но расспрашивать не хотел. Попытался ее обнять, но она оттолкнула мои руки. На лице у нее читалась не просто неприязнь, а какая-то гнусливость, будто ее коснулись покрытые слизью щупальца.
Потом она спросила, взглядом умоляя об искренности:
– Влад, это я во всем виновата?
– Вот еще! Хоаким их настропалил. Ты же знаешь его заскоки...
– Но те цифры сообщила прототипу я!
Знаю, Мария, знаю... Только время для подобного разговора было совершенно неподходящее. Надо было ее успокоить. Я снова потянулся, чтобы ее обнять, но она снова оттолкнула мои руки.
– Не лги Влад! Сюда на минутку заходил Райнхард, он мне все сказал. О самолете, садившемся в Неаполе. Сто сорок шесть человек... Боже мой!..
– Больше таких возможностей у него не будет.
– Не выдай я ему коды, не пошли письмо,
– Ждем разрешения ООН, - сообщил я.
– Как только оно поступит, он будет выключен.
Такой бурной реакции я не ожидал. Она барабанила по моей груди слабыми кулачками и кричала:
– Нет! Не позволю! Убийцы! Он должен жить! У него тоже есть право на счастье!
Совершенно выбитая из колеи, она как в трансе еще долго повторяла эти слова. Я старался ее успокоить, привести в себя... Нет, это уже была не Мария...
Нормальная Мария была другой...
Тем временем из ООН пришла телеграмма: нам разрешали отключить питание прототипа. Не следует думать, будто такое устройство можно вырубить, словно утюг. У него и инстинкт самосохранения есть, к тому же мозг помещен в криогенную среду, а при таких температурах, близких к абсолютному нулю, появляется сверхпроводимость, то есть он может функционировать и без внешних источников энергии. Прототип прекрасно отдавал себе в этом отчет; как только мы ему сообщили о решении, он занял оборону:
– Глупцы! Даже если вы отключите источники питания, энергия будет циркулировать в моем черепе еще семьсот лет. Семьсот лет существования мне обеспечены! Будьте уверены, за это время я найду благодетеля, который включил бы меня снова.
Впервые я видел на лице Райнхарда такое счастливое и самодовольное выражение; бросив на свое детище иронический взгляд,-он сказал:
– Обеспечены, да, но только в том случае, если ты перестанешь мыслить..Любое мозговое усилие повышает энтропию, следовательно, отнимает часть циркулирующей в черепе энергии. Естественно, дружок: за любое знание приходится платить энергией. Решай сам, но если хочешь прожить подольше, думать тебе не рекомендуется.
ЗАПИСЬ 0155
Ловко они это придумали, Исаил.
До сих пор ты мыслил, но не жил.
Теперь придется тебе жить не мысля - словно ты вещь. Уродливая вещь в уродливом интерьере этого зала.
Семьсот лет торчать здесь мертвым сундуком, чтобы потом воскреснуть...
Если воскресение вообще состоится...
Воскресает любой бог!
Но чего мне хочется больше: существовать или мыслить?
Cogito ergo sum["Я мыслю, следовательно, существую" (лат.) -Рене Декарт. Начала философии. ]. О, жалкий мой Декарт!
"Здравствуй, Исаил. Мне обо всем известно. Ошибкой было сообщать тебе коды. Что ж, жалеть мне теперь о содеянном?
Ты не такой, как мы, а потому и счастье твое отлично от нашего.
Получив свободу, ты не знаешь, на что ее употребить, вот и набрасываешься на чужую свободу. Чем мешал тебе самолет? А люди в нем?
Ведь у каждого из них были свои мысли, свои надежды. Ты их отнял.
Или это сделала я?
Да, действительно нужно знать, что делать со своей свободой, - к ней следует относиться с уважением.