Памятники Византийской литературы IX-XV веков
Шрифт:
Супруга Креилла
Мои ж стопы в победный пляс пускаются.Хор
Теперь поведай по порядку, в точности О битве и о смерти кровопивицы.Супруга Креилла
Желаю, чтобы вестник рассказал сейчас Толково о сражении и гибели ВрагиниХор
Ты слышал приказанье? Отверзай уста!1. Если хотите, дети, получить пищу для ума, вот мышь устроит вам сейчас общую трапезу. Вы ведь знаете, как падко до лакомства это животное, и поэт назвал его «Горшколаз» [340]
338
Схеда — школьное риторическое упражнение, импровизация на заданную тему. См. также «Алексиада», XV, 7 (стр. 84).
339
Перевод выполнен по изданию: «Anecdota Graeca ed. F. Boissonade», vol. I. Paris, 1829.
340
Имя мыши заимствовано из анонимной сатирической древнегреческой поэмы «Война лягушек и мышей» (Батрахомиомахия), ст. 137.
Как–то давным–давно устроил один человек роскошный пир и созвал на угощение своих друзей. От запаха пищи или, сказать точнее, мясного духа у мыши потекли слюнки. Конечно, тотчас же, как только кончилась эта великолепная трапеза, она прибежала к объедкам. И к ним приблизившись, кое на что она посмотрела с презрением, кое–что как бесполезное обошла, кое–что как несъедобное оттолкнула, а занялась только головкой триглы [341] . Ведь там было очень много разных объедков: была там и ножка журавля, и спинка зайца, и бедрышко куропатки — и на косточках остались кусочки мяса; была там и головка прекраснейшей триглы, к ней–то мышь устремилась и на нее набросилась.
341
Тригла — рыба, называемая иначе «морская ласточка».
Но была она и лакомка и трус: и рот она раскрывала, и дрожь на нее напала. Желудок толкал ее к яству, а страх принуждал ее к бегству; желание ее дразнило, а сердце у нее замирало; и подбегала она и убегала; к съестному она стремилась, но как от врага прочь кидалась. Напало на нее подозрение, не спряталась ли среди костей живущая в доме кошка.
И все же, рано или поздно, заплатив страху дань, мышь принялась за головку триглы. Стоило посмотреть, как мышь тогда наслаждалась, как отплясывала, как только этим хвасталась! Она говорила: «Ну разве не порадуется даже царь этакой роскоши? И где найдешь такое изобилие еды задарма?»
Что–то в этом роде гордо говорила себе мышь, обхаживая головку триглы и глубоко вонзая в нее свои зубы. «Что за счастье! — кричала она — уж теперь–то не уйдут от меня даже самые лакомые дары моря! Да, да! Я разбогатела с такой быстротой и достигла такого могущества, какого никогда не видывали ни Аянт, ни Ахилл, ни какие–то там Менелаи ни Несторы — все, кого превозносит поэзия. Вознесусь я к вершинам горних обителей и сейчас же быстро спущусь оттуда: тогда стану я одна повелевать и морем и всеми другими сокровищами во всем мире!».
Так говорила эта несчастная мышь и еще что–то надменно кричала — но внезапно испытала она то, чего боялась: откуда–то выскочила кошка и схватила ее. И вот эта жалкая мышь, став сначала игрушкой кошки, лежала под бременем несчастья, на нее свалившегося. Прежде гордая, схватилась мышь обеими лапками за подбородок и стала выщипывать волосы бороды [342] и весь пол залила слезами.
Однако, если угодно, дети, остановим здесь рассказ, чтобы ваш ум не спеша вкусил от мышиной еды. Сегодня поистине прекрасное угощение дает вам мышиный стол.
342
Выщипывать волосы из бороды считалось знаком отчаяния или печали.
2. Между тем, когда кошка держала мышь в своих тенетах и играла с ней, спросила она, от каких родителей, от какого отца и какой матери та происходит, что за жизнь у нее, что за родина и, одним словом, пожелала узнать об этом все по порядку.
У несчастной тотчас же перехватило дыхание. «Я не могу, госпожа моя, — сказала мышь, — когда ты так близко, говорить спокойно о своих делах. Но, если хочешь, отойди немного, и я с радостью расскажу тебе все о себе». Тогда, грозно смотря на нее, сказала кошка: «Что–то хитришь ты, худшая из мышей! Уж не хочешь ли ты меня обмануть? Или говори о себе или от тебя скоро останутся кусочки да объедки».
А мышь, плача, сказала: «Я, госпожа моя, прозываюсь Маслоед; Отец у меня Салогрыз, а мать — Блюдолиз» [343] .
Тогда кошка перебила мышь и спрашивает: «Так что же ты так плачешь? И где это выучилась ты так плакать? Уж нет ли аскетов среди вас, молящихся и плачущих, — может быть, и ты одна из них? А где накидка, которую называют парамандий? Где клобук? Где мандий? Где на ногах сандалии?»
А мышь, желая быть справедливой и казаться благочестивой, как обычно бывает, сказала: «Я, госпожа моя, среди наших хожу в игуменах и сподобилась великой схимы; у меня и клобук, и мандий, и все остальное; а среди моей паствы я установила твердое правило: дважды в субботу молиться о твоем благе».
343
«Война лягушек и мышей», ст. 100 и 104.
Кошка в ответ: «Так ты что же, и псалтырь, знаешь и молитвы возносить умеешь, и все, что в обиходе у монахов, точно тебе известно?»
И мышь сейчас же отверзла уста и начала псалом: «Господи! Не в ярости твоей обличай меня и не во гневе твоем наказывай меня. Я близок к падению, и скорбь моя всегда со мною!» [344]
И снова: «Сердце мое трепещет, и страх смерти напал на меня, ибо беззакония мои превысили голову мою. Я изнемог от вопля; засохла гортань моя; и боль моя наполняет все во мне, и ужасы твои сокрушили меня» [345] .
344
Псалом 6, 1 и 37, 1.
345
Парафразы на псалмы 37, 3; 68, 4; 87, 16; 37, 7.
А кошка говорит опять: «А почему же ты не поешь вот что: «Хочу я жратвы, а не жертвы, коровьего масла и овечьего молока, а еще мяса агнцев; [346] и желаннее это для меня, чем мед, помазала я жирным елеем и умастила главу мою» — и дальше по порядку?» [347]
Тогда мышь, увидев, что это не помогает, а больше уличает ее, сказала: «Я, госпожа моя, с юности остерегалась и не ела ни меда, ни молока, ни мяса, но только едва прикасаюсь к священным дарам моря, чтобы истинно, а не по слухам, пребывать в добродетели».
346
Книга Осии, 6, 7; Второзаконие, 32, 14.
347
Псалмы 18, 11; 88, 22.