Пандора Норна. Остров К
Шрифт:
– Нет, – отрезал Саймон. – Просто собери все.
Я выложил запасы на стол и сел на скамью напротив. Саймон обхватил себя руками и смотрел на них самым печальным взглядом, словно перед ним не еда была, а записка с приказом на смертную казнь. Хотя, в целом разница небольшая. Если мы, не дайте боги Пандоры, каким-то чудом выживем и вернемся домой, не сносить нам голов.
– Пойду поищу мешок, – я вскочил с места, надеясь скрыться от его обреченного взгляда. Слишком уж угнетающим он был. От его вида я острее чувствовал реальность происходящего, и внутри загорался душный ядовитый пожар.
Я поднялся наверх и стал, не спеша, обыскивать
Я порылся в шкафу. Обнаружил там пару запасных комплектов формы и белье. Составляющих в форме не хватало. Утепленную куртку, которую я уже начал носить, выдают в единственном экземпляре всего раз в год, как и сумку с ремнем. Для Саймона эти сокровища пришлось выменивать на консервы у самых бережливых учащихся академии. Ему досталась позапрошлогодняя форма Жана. Он был крупнее нас и почти на голову выше. И хотя Жан носил ее в двенадцать лет, она все равно ему великовата. Но это лучше, чем остаться совсем без куртки. А вот за часы мы отвалили немало консервов. И все равно у нас остались только одни на двоих.
Я снова достал свои часы из кармана и печально вздохнул. Завтра утром дедуля Тедди вернется с ночной смены, и я подумал, что надо будет попросить его помочь мне их отремонтировать. А потом вспомнил, что завра меня здесь не будет. Возможно, меня вообще не будет. И где его только носило? Ночами он работал, а днем вечно где-то пропадал. Последние пару лет мы виделись только вечерами, и мне этого хватало. Мы садились на кухне и беседовали до тех пор, пока по улице не прокатывался оглушающий сигнал парового экспресса готовящегося к развозке ночной смены. Мы прощались до следующего вечера, и он уходил. Но попрощаться навсегда у меня шанса не будет.
Глаза защипало. Я потряс головой и медленно выдохнул.
В шкафу мешка не обнаружилось, и я заглянул под кровати. Там было чисто. Оно и не мудрено. Консервные банки я уже забрал, а все остальное, что мы с Саймоном могли спрятать, мы прятали под матрасами. Так надежнее. Подкроватное пространство просматривалось сразу при заходе в комнату. Не очень-то надежное укрытие, но мама никогда не трогала наши консервы, а взамен требовала, чтобы мы не трогали ее.
Под матрасом брата я обнаружил целый склад рисунков, выжженных червячными красками на жестяных рисовальных листах. В основном портреты. Очень похожие. У него настоящий талант, и родись он на другом острове, смог бы стать картографом или даже художником.
Я насчитал двенадцать портретов Сто Восемьдесят Четвертой. Похоже, эта девчонка крепко его зацепила. Интересно, чем? Я бы не назвал ее красоткой. Слишком худая, узловатая и прямая, как доска. Волосы, конечно, красивые. Помню, когда увидел ее впервые, даже подумал, как у нее шея не ломается под их тяжестью. Столько завитков и все торчат в разные стороны аккуратными спиральками. Я как-то схватил ее за одну и оттянул, а она отпрыгнула обратно, как пружина. Не девушка, а настоящая метла. Хватай за ноги и мети – ни соринки не останется. Да и характером она не отличалась. Вообще не отличалась. Если бы Саймон не обратил на нее внимания, я бы не заметил, что Рузанна существует.
Очередной тяжелый вздох разрезал тишину. Теперь-то ему точно ничего не светит. Скорее всего, он ее больше никогда не увидит. И все из-за меня.
Я продолжил перебирать рисунки и нашел два маминых портрета, один отцовский, четыре дедушкиных и шестнадцать автопортретов. Не многовато ли? Похоже, мой брат всерьез страдал нарциссизмом.
А потом я вспомнил, как однажды дедуля Тедди пустился в рассуждения о таланте Саймона и упомянул, что ни один художник не может в точности передать свою внешность на рисовальном листе. Всему виной тот факт, что каждый человек воспринимает себя иначе, чем другие. И сколько бы он ни старался, выйдет немного не так. Но эти рисунки были идеальными. Один в один.
Дело не в его таланте. Саймон нарисовал меня. Шестнадцать раз. Больше, чем кого бы то ни было еще.
Чувство вины снова поднялось внутри и скрутило желудок. Мне захотелось еще раз попросить у него прощения. Он ведь так и не простил меня. Просто сделал вид, что больше не хочет прикончить за все, что я натворил. Но слов «я тебя прощаю» я так и не услышал. А они мне нужны. И теперь еще больше, чем прежде.
Я вернул рисунки под матрац. В горле образовался тугой комок, и я с трудом его сглотнул. Глаза защипало. Жалобно шмыгнув носом, я принялся глубоко и резко дышать, загоняя обратно проклятые слезы. Никогда раньше не замечал за собой такой сентиментальности. Да и не ребенок я уже, чтобы реветь. Через месяц мне стукнет четырнадцать. В моем возрасте отец уже готовился к оформлению брака, а я чуть не разрыдался, как ребенок. Стыдно!
Под своим матрацем я обнаружил старую потрепанную книжку, вырытую на кладбище, и дедушкин пимак. Совсем забыл про него. Недели две в руки не брал. Так и разучиться не долго.
Присев на кровать, я выдал несколько протяжных трелей. Меня природа таланом не наградила, и музыка получилась красивой только потому, что пимак всегда звучит красиво, и неважно, кто на нем играет.
Взял книгу. Она была такой старой, что страницы почти рассыпались. Редкая вещь. До встречи с ней я и не знал, что книги существуют. На острове Консервации все знания передавались устно или нацарапывались лекциями на рисовальных листах из жести. Но эта книжка была бумажной. Я раскрыл ее на первой странице и прочитал начало:
«Чтобы завоевать сердце женщины, мужчина должен совершить подвиг».
Усмехнулся. Вот откуда этот бред. И вот, о какой книжке говорил Саймон. Там все закончилось спасением прекрасной принцессы. Дедуля Тедди говорил, что эта книга не из нашей эпохи. Времена, когда такие вещи были в ходу остались далеко позади. Он назвал это сказкой.
Руки снова потянулись к часам. Я взглянул на безжизненную стрелку и подавил очередной вздох.
– Без двадцати, – послышался голос брата за спиной. Он прошел в комнату и сел на кровать напротив. – Пора идти.
– Я не нашел мешок.
Саймон кивнул, и между нами повисло тяжелое молчание. С минуту мы смотрели друг на друга, не шевелясь. Силы разом ушли из тела, и я просто не смог подняться. Брат тоже медлил.
– У тебя неплохо получается играть, – он указал на пимак.
– Вовсе нет, это кошмар, – замотал я головой. – Это у тебя талант. Портреты просто потрясные.
– Я знаю, – без тени смущения сказал Саймон. – Но и у тебя отлично выходит играть. Ты зря прибедняешься. Немного практики, и дедулю Тедди догонишь. Тебе просто надо чаще заниматься. Возьми его с собой.