Панфилыч и Данилыч
Шрифт:
Посмотрел в учетик волнуясь, как смотрит школьник ответ на только что с трудом решенную задачу. Все сошлось. Так и есть, как было и как держал в уме, как значилось в учетике – девяносто пачек.
Семь было лишних, заработанных.
В учетик левую, торгашескую, коммерческую продукцию Данилыч не заносил – из осторожности.
Мешки в углу – крапивные, нетронутые – это свои, которые в обороте не бывали. Резерв главного командования. Новехонькие – пятьдесят штук.
Сбруя экспедиционная, доставшаяся по случаю, по дешевке. Ее давно надо было вывезти
Два ящика с капканами. Лом. Найти человека, чтобы отремонтировал, тоже полезная операция.
Ичиги, две пары, новехонькие. Бичам продать, это надо придержать в уме на подходящий случай. Проходным бичам продать, свои могут и побить, ичигам десять километров прожить – расползутся.
Валенки – семь пар с половиной, подшитые, правда. Их в экспедиции-то списывали раза два! На часах стоять, для сторожей…
Эх, экспедиция, экспедиция!
Завхоз Ханаматов мог бы вообще всю экспедицию продать, будь у Панфилыча рука полегче, будь он посмелее, поразворотливее, сообрази он вовремя появиться. Пока робко принюхивался Ефим Данилыч Подземный, подбирался, отскакивал, напуганный, все сплыло дымом из глаз, видением, сном растаяло.
Ведь все толковое, в том числе северную спецодежду – цены ей нету! – отвез Ханаматов в город на вездеходе. За ночь реализовал.
И по пути-то к нему же, к Данилычу, заехал в Задуваево, чай пить.
– Есть у тебя в подотчете две тысячи? – пьяно спросил Ханаматов.
Данилыч вспотел и отрекся от полутора тысяч, помалкивавших в щели между бревнами коровьей стайки.
– Нету!
– Жить надо с деньгами, счастье можно упустить, – засмеялся Ханаматов и уехал.
Большой мужик!
Чего же только не было в этом вездеходе!
Поил он Ханаматова, поил, а дальше валенок подшитых и трижды списанной прогнившей сбруи не пошел. А такие деятели, как Василь Прокопыч Ханаматов, редко встречаются.
«Добрые люди воровали, а ты где был? Так-то и проспишь все царствие небесное», – слышались или сами собой говорились отцовским голосом стариковские вещие слова.
В молодости удалым ямщиком был Подземный Первый, кормился Сибирским трактом. Темный слух есть, что с кошевочниками гулял.
А кошевочники-то? Просто сказать – разбойники!
Девушка из богатого дома за ворота вышла, пробирается, да вдруг – ах! – вихрем налетели кошевочники, в санки подхватили, не стало купеческой дочери! Ох да ах, пока люди погоню снарядят, а и след простыл!
Или подрядятся седока везти – глаз-рентген, – не поопасся денежный человек, поминай как звали. Бойкий тракт.
Лошадей держал отец таких, каких львов и тигров теперь в зоосадах не держат! Мясо сырое кони ели!
Эх, да что говорить! С испугу, видно, мать Ефимку родила, не иначе!
Солярки, правда, две бочки осталось. Спасибо Ханаматову, что на землю не вылил. Одну бочку солярки Ухалов себе
Панфилыч его как пищуха перетаскал от базы к себе в зимовье. Потом оказалось, что сено нехорошее, что-то в нем было такое, конь не кушал. Посмеялся Данилыч над Панфилычем. Саранча у него была тогда, у Панфилыча-то Ухалова.
А вот в торговле-то, в прямой-то специальности, и такую промашку допустил!
Широкий человек Василь Ханаматов; как понял, что потный, испуганный размахом мужик будет у него каждую рукавичку, каждый валенок отдельно покупать, – затосковал, изматерил Данилыча и прервал торговую операцию.
Даром! Даром оставил в складу кучу старья, да еще на прощанье спирту флягу выставил!
А Данилыч? По зернышку, по зернышку…
Вездеход вещей – ума можно решиться!
Сварит голова у Данилыча, если мышь ящик прогрызет – целые печенья отдельно, поломанные отдельно, крошку в сахар, вот и реализовал.
Отсталые все методы. Ведь как надо было? Привезти в экспедицию мяса туш пять, спирту, денег – всю родову обойти, с книжек поснимать, поджаться, в долги влезть, сделать оборот!
Не торгаш ты, Ефим Данилыч Подземный, не торгаш! Не быть тебе черпалой, так и сдохнешь на подхвате.
Загоревал Данилыч, наскучило ему его кротовое хозяйство, закрыл склад.
Суп ел со скучной физиономией, вытирал пот рукавом.
Колотисся, колотисся, а Ханаматов – раз – и в дамках! Утешало, что Ханаматов сильно пьющий человек, любые капиталы пропьет, нутро глупое, здоровое. А уж он-то, Данилыч, малым оборотом – а в семью!
Рюмочку в красный день календаря. Только, а более ни-ни. Разве на чужаку.
Трое детей не в счет, списанные дети. Костя – одна надежда! Кончает торговый техникум, скоро приедет. Магазин в Задуваеве освобождается, может, его примет?… Ну про Костю ни слова, чтобы не как Петра рассказывал: «Сынок, спинку не поломай!» Ни слова.
По зернышку дак по зернышку. Мы – Подземные, нам много не надо, мы люди серенькие. Ничего, сереньких видать меньше… Они, серенькие, и того…
Суп бхлаготворно подействовал на Данилыча. Он даже в лес пошел. Свернул с тропы, вытянул ботфорты – вот и пригодились длинные голенища, – поставил на заячьем ходу пяток петель. Всегда в запас возит с собой отожженные петли. Детская стыдная забава; не дай бог, Панфилыч углядит за этим делом.
По зернышку, мать вашу об угол!
Медные, медные деньги делал Ефим Данилыч. Орехи принимать на тяжелых весах, сдавать на легких, пушнину пересдать в соседний район: две-три сотни белок – там цены выше, с северной надбавкой, но это опасно, потому – редко, грибы, ягоды. Усушка, утруска, бой, мышиное яденье…
Собаки пришли следом: Бурхало и Шапка. Гавлет виновато и опасливо маячил за деревьями. Собак Данилыч прогнал, покидал в них легкими сучьями.
Нашел еще следок, приспособил две петельки, одну сверху подвесил, другую сбоку насторожил.