Паноптикум Города Пражского
Шрифт:
Вконец расстроенный, он решил сварить кофе.
Для пана Боуше появление ефрейтора было полной неожиданностью. За его долголетнюю практику подобное случалось впервые. Молодой человек, в данное время ефрейтор, из первого выпуска вечерней газеты узнает о найденном трупе Анежки Тихой и приходит в полицию с заявлением, что не имеет отношения к убийству. С одной стороны, это похвально, хотя и невероятно, а с другой стороны, это невероятно подозрительно. Чего он вдруг перепугался?
– Вы говорите, что однажды познакомились с упомянутой Анежкой Тихой по ее желанию. Как это понимать?
–
Мы его знаем... Далее!
– Пожалуйста. У него было с ней свидание, потом она проводила его к воротам, потому что вышеупомянутый рядовой Ваня не имел увольнительной и в девять часов ему полагалось находиться в расположении части. Я же в это время возвращался в казармы.
– Вам тоже полагалось находиться там в девять?
– Не обязательно. Как курсант, я имел право отсутствовать до десяти. Но от нечего делать я вернулся раньше положенного и увидел, как рядовой Ваня прощается с девчонкой. Она пошла прочь и, проходя мимо меня, остановилась и выразительно улыбнулась мне. Ну, и я пошел ее провожать домой, чтоб она одна не скучала.
– Короче, отбили у него девчонку, - бодрым голосом заключил пан Боуше.
– Как вам сказать... И да, и нет. Какой-то там ефрейтор Богачек, конечно же, не отбил бы девчонку у Вани, а вот Роберт Борина - безусловно. Это уже совсем другое.
– А это еще кто такой?
– профессиональным тоном проговорил пан Боуше.
– Я, с вашего позволения, - гордо ответил ефрейтор.
Пан Боуше пристально посмотрел на собеседника через свои очечки, и ему очень захотелось чихнуть. Свербенье в носу было признаком сильного нервного напряжения. По документам сидящий против него молодой человек был Богачек.
– Роберт Борина - мое поэтическое имя, - развеял его недоумения ефрейтор.
– Согласитесь, разве может поэт носить прозаическое имя Алоис Богачек!
Ирасека [ 50 ] , между прочим, звали Алоисом, - буркнул пан Боуше.
– Все равно Роберт лучше, - строптиво возразил поэт.
– Я принес свои стихи. В них отражена моя жизнь гораздо ярче, чем можно изложить в простых словах. Я выражаюсь стихами. На военной службе стихи - единственная моя утеха, потому что армия подавляет дух... Вот стихи о том, как я познакомился с Анежкой.
50
Алоис Ирасек (1851-1930) - известный чешский писатель, автор исторических романов и пьес.
Пан Боуше смотрел на листок со стихами несколько обалдело, но без особого интереса.
– Короче, вы состояли с убитой в близких отношениях!
– рявкнул он.
– Да, безусловно, можно так выразиться, но близость была больше духовная. Вот, пожалуйста, несколько стихотворений, в которых я воспеваю ее. Например:
Ночную я красу пою и нежность чувствую твою. Обнять тебя почту за счастье да сжать тебя в своих объятьях!
Пан Боуше наконец громко чихнул:
– Надо же! И вы, что... все время и сочиняете?
– В свободное время. Я для того и принес стихи, чтоб вы поняли, как я ее любил, хотя она и изменила мне.
– С Ваней?
– Нет. Появился кто-то еще... Об этом у меня другой стих.
– Меня совсем не интересуют ваши стихи, меня интересует, что вы знаете о среде, когда оба они были в той проклятой роще. Вы их видели?
– В тот день не видел, знаю только, что Ваня поехал к ней,
потому что слышал, как он выпрашивал у постового на время велосипед и обещал за это пяток сигарет. Я своей внутренней интуицией почувствовал, что за этим кроется...
– А после возвращения Вани вы видели его?
– Нет, начался сильный ливень с грозой. Я сидел в казарме, но времени зря не терял, а писал стихи... Я подумал, что они с Ваней помирились, потому что за два дня до этого она не пришла на свидание со мной. И я написал об ее измене. Я оставлю вам эти стихи, прочитайте.
– Простите, вы чем занимались на гражданке?
– Я учитель. Но прежде всего - поэт. В будущем же хочу посвятить себя исключительно поэзии. Мне приходилось уже печататься в журналах. Возможно, вы даже читали...
Пан Боуше зажмурился и ничего не возразил. Он размышлял - выкинуть этого типа за дверь или посадить... В нем крепло подозрение, что на самом деле все было иначе и ефрейтор припожаловал в полицию, чуя, что под ним горит земля...
Пан Боуше все же глянул мельком на лежавший перед ним листок со стихами, который положил сидевший против него субъект.
– Вы написали это в среду?
– Да.
– В ту среду, когда ее нашли мертвой?
– Да, к прискорбию... Но когда я писал, еще не знал об этом. Все равно стихи получились интересные. В них вы почувствуете, как я люблю ее, несмотря ни на что. В последних строках я пишу:
Была жестока ты и неверна, но для меня - святая... Его же молнии и гром сопровождают...
– Кого ж это?
– ошалело воскликнул пан Боуше.
– Ну, моего соперника, Карела Ваню. Когда он подъехал к казармам, бушевала гроза. Я отразил состояние моей разрывавшейся на части души...
А если все было совсем наоборот? Пана Боуше все настойчивее сверлило подозрение... Ефрейтор знал про их свидание, ревновал и отправился за ними следом. Когда они расстались, он нашел ее, начал упрекать... а потом убил... Сам же вернулся, рассчитывая, что подозрение падет на Ваню, накропал свои сти-шочки и воображает, что я попадусь на его крючок!
– Вы утверждаете, что в роще не были?
– В ту среду не был, а в другие дни бывал. Роща была ее любимым местом.
– Выходит, девушка проводила время с военнослужащими вашего полка и всех приводила на одно и то же место... Не кажется ли это вам странным?
– Чего же тут странного?
– удивился ефрейтор.
– Утренняя смена у нее кончалась в два, ближе всего было до рощи, а если она удирала с работы во время второй смены пораньше, то в рощу тоже идти было в самый раз... Разве не ясно? Я даже не осуждаю ее за то, что она завлекала многих мужчин.