Паноптикум Города Пражского
Шрифт:
– А располагаете ли вы, кроме своей неприязни к стихотворчеству, хотя бы одним конкретным доказательством?
– устало вопросил пан советник.
– Смею доложить - пока что не располагаю, но убежден, что доказательства найдутся, стоит только допросить его построже - и он размякнет.
Пан Бружек выдвинул свою версию:
– Я не утверждаю, пан советник, что обнаружил пана Гниздо с помощью какой-либо особой дедукции. Повезло, чего там говорить, но без везения в нашем деле не обойтись. Любопытный случай, доложу я вам. Тут либо он сам,
– Ага, убийц уже четверо.
– Пожалуй, только трое, - робко вставил юный Соучек.
– Я все больше убеждаюсь - это, конечно, исключительно мой домысел, - тот, кто находился с ней в роще, не сделал этого; он до сих пор не знает о ее смерти...
– Так, так. Но он - единственный, кто, безусловно, был с ней в тот день в роще. Итак, что прикажете делать?
Пан советник встал и начал прохаживаться по кабинету. Три детектива следовали за ним взглядом, а он все ходил, будто тигр в клетке. Наконец остановился, развел руками и вздохнул:
Загвоздка в том, господа, что нам неизвестна причина смерти. Врачи невозмутимы, будто сфинксы. Смерть наступила от удушья... И понимай, как знаешь, - задушили ее, утопили, задохнулась угарным газом или чем там еще... Удушье... Я уж и доктора Вейводу призывал, но и он колеблется. Мол, все очень нетипично... Они, если не вынули из спины жертвы нож, все квалифицируют как нетипичное. Умники проклятые.
– А рассеченное лицо?
– Говорят - ничего смертельно опасного, поверхностные царапины.
– Но не утонула же она в этой луже, если до этого ее кто-нибудь не оглушил?
Пан советник взял в руки протокол:
– "Никаких ярко выраженных изменений ни в органах дыхания, ни в других органах. Поверхностные изменения, пятна на шее неясного происхождения; между лопатками пятнышко овальной формы... Следы насилия отсутствуют..." Все вокруг да около.
Пан Бружек, волнуясь, поднял голову:
– А она не была, прошу прощенья, беременна?
– Разве от этого умирают? К тому же - не была.
– Жалко, - вздохнул пан Бружек.
– У меня складывалась очень интересная версия. В таком случае я вычеркиваю Гниздо из числа возможных убийц.
– Погодите! То у вас их целая орава, а то - ни одного! Не умерла же она от испуга, черт побери!
Тут не обошлось без поэта, - угрюмо выдавил пан Боуше.
– Он обо всем знает и описывает случившееся в своих сти-шочках. Ему известно также, когда Ваня вернулся в часть. Он так и пишет:
...его же молнии и гром сопровождают.
Он даже заметил, что в тот момент была гроза. Его надо допросить снова.
Я расспросил бы о нем Ваню, тот не слишком похвально отзывается о ефрейторе, - предложил юный детектив.
Еще бы! Он же девку у него отбил!
– вскипел пан советник.
– Нет, эдак мы ни до чего не доберемся, господа!
В это самое время пан Мразек препирался со старшим полицейским Кабргелом.
– Мразек, не советую тебе сейчас соваться наверх, у старика совещание. Дело, похоже, дрянь, в руках у них ничегошеньки нет, и старик бушует. Сам посуди - молодая девчонка, газетчики одолели - чего, мол, там да как, поневоле будешь злиться. В общем, сегодня господам недосуг с тобой пиво распивать, настроение не то.
• - Пойми ты, я не собираюсь с ними пиво пить, господи, говорю ж тебе - иду по делу, как и в прежние времена.
И пан Мразек торопливо зашагал вверх по лестнице, не обращая внимания на одышку. Постучав в дверь кабинета, он услышал в ответ недовольное "войдите". Кабргел был прав.
– Доброго дня желаю всем, - улыбнулся, открывая дверь, пан Мразек.
– Прошу прощенья, пан советник, что притащился... Я насчет той девахи.
– Уж не хотите ли нас обрадовать тем, что частная сыскная контора что-то разнюхала?
– проворчал пан советник.
– Нет, разумеется, какие там расследования! Этим я себя и не тешу... Я исключительно из любопытства кое о чем поспрошал, в конце концов это ж мой район, я там живу. Про деваху знаю - слаба она была до мужского пола, как говорится...
– Про это и мы знаем, - махнул рукой пан Бружек.
– Интереснее другое - не было ли в рощице еще кого-то, кого мы не знаем...
– Это мне неизвестно.
– А что вам, Мразек, собственно, известно?
– гаркнул пан советник.
– То-то и оно, что почти что ничего. Главное, мне неизвестно, от чего она, в общем-то, умерла. Это вы могли бы мне сказать.
– Если б мы знали!
– шумно выдохнул пан Боуше.
– Но этого даже врачи не установили.
Пан Мразек повернулся к пану советнику:
– В самом деле? Не установили?
– Представьте себе. Пока что не установили.
– Пан советник, разрешите мне высказать одну глупость? Я на пенсии, так что мне это, в конце концов, простительно, не правда ли... Так вот, разговаривал я с местными жителями, там много садоводов, по большей части - болгар, а они всегда обращают внимание на то, что происходит в природе. В ту среду, говорят, была недолгая летняя гроза. Пан Стоянов побежал в сад прикрыть какие-то особо ценные цветочки и видел, как против сада в холм ударила молния. Там еще черешни растут, на холме. И молния была такая, что не всякому дано увидеть.
– Ну и что, скажи, пожалуйста?
– не понял пан Боуше. Пан советник поднял голову:
– Пан Мразек, минуточку... Боуше, что там в стихах... Ну, в тех, которые оставил вам поэт. Вы нам зачитали что-то о молнии, а?
– Ну, что молния и гром сопровождают его, солдата то есть, Ваню... Вот этот стишок.
– Любопытно. А рощица, где все произошло, - это там же, где ударила молния?
– Собственно говоря, не там. Ударило по другую сторону холма... Я ходил, смотрел на те черешни. Одно дерево начисто сгорело, вокруг только ветки раскиданы, а на них такие вроде волдырики... Я впервой увидал такое.