Паноптикум
Шрифт:
«Психомоторное возбуждение, – отметил он. – И пренебрежение личной гигиеной. Уплывает наш клиент».
Весь прошлый день Вит разрабатывал план, как попасть к Тоне-Тане домой. Искал в больничной картотеке данные о ком-либо с фамилией Благой, но нашел только старую медицинскую карту Якова Ильича. Последняя запись в ней датировалась концом восьмидесятых и почти выцвела. Там сообщалось о снятии психиатрического диагноза – вроде бы какого-то подтипа шизофрении. Значит, Жанна Геннадьевна не соврала – Яков Благой действительно лечился в психбольнице
Вит решил поговорить со скрипачкой, пока ее отец в школе – у него как раз была послеобеденная смена, можно перед работой заглянуть. Потом, вооружившись результатами первичной диагностики, он серьезно пообщается с Яковом Ильичом.
Вот Вит и топтался на крыльце, всем видом излучая открытость и радушие.
– Здравствуйте, – произнес он заготовленную фразу. – Я ваш сосед из дома напротив, переехал недавно.
Скрипачка молчала. Застыла каменной статуей. Казалось, она вообще не дышит.
Вит продолжил, не снимая маски дружелюбного соседа:
– Прошу прощения, у вас не завалялось соды? Мне нужно оттереть плиту. Представляете, заляпал жиром вчера, когда готовил мясо. Я неважно готовлю, а тут решил поэкспериментировать…
– Сода продается в любом магазине, – вдруг ожила скрипачка. Голос у нее оказался низкий и глубокий – таким жрицы темных богов изрекают страшные пророчества.
– Да, но так быстрее.
Девушка не удостоила его ответом, но Вит был терпелив.
– Вы подглядывали за мной, – вдруг заявила она.
– Подглядывал, – Вит не стал отрицать. – Вы волшебно играете.
Скрипачка кивнула и нервозным жестом отбросила волосы за спину. Вит невольно взглянул на ее шею – длинную, молочно-белую, девственно-чистую. Никакой странгуляционной борозды. Откуда ей там взяться?
Это ведь не она, а другая девушка любила, когда ее душат.
– Мне очень понравилось, – зачем-то повторил он. – У вас талант.
– Ага-а…
– Вам плохо? – Вит заметил, как девушка переменилась в лице, и, воспользовавшись ее замешательством, шагнул в дом. – Я могу помочь?
– Нет, все хорошо… – тускло возразила она, хватаясь рукой за стену.
– Вы уверены? Я врач.
– Мой папа ненавидит врачей. Говорит, они шарлатаны и прихвостни режима.
«Как интересно», – присвистнул про себя Вит. Это многое объясняло из обрывочной истории семейства Благих, что была ему известна. Кажется, отца многолетнее лечение в психбольнице не убедило в том, что он болен, и теперь он не дает лечиться дочери. Отрицание болезни – распространенная реакция. С отрицанием еще можно разобраться, главное, чтобы они не оказались адептами антипсихиатрии, которые начитались сомнительной литературы и лечатся молитвой и сушеным куриным пометом.
– Поверьте, я не такой, как обычные врачи. – Вит одарил собеседницу самой очаровательной из своего арсенала улыбок. – Меня зовут
– Антигона.
«Вот как – не Тоня и не Таня. Ну и креативщик ее папочка».
– Необычное имя. Греческое?
– Д-да.
– Знаете, у меня родители тоже оригиналы. С одной стороны, хотели выпендриться, с другой – боялись выставить ребенка посмешищем. Вот и получилось, что называется, ни рыба ни мясо. Не Виктор, не Виталий, а просто Вит. Мое имя вечно коверкают. Ваше, наверное, тоже? – Он думал растопить лед забавной историей, но ничего не вышло. В состоянии «заводной куклы» участвовать в светской беседе Антигона была неспособна.
Гуляющий по переулку ветер захлопнул за спиной Вита входную дверь. Едва внешний мир скрылся за заслонкой, Антигоне чуть полегчало, и она попыталась отделаться от гостя:
– Слушайте, я не уверена, есть ли у нас сода…
– Посмотрите, пожалуйста, у меня смена скоро, я не успею в магазин.
Она приняла это глупое объяснение и отрешенно кивнула:
– Хорошо, я гляну быстренько, а потом вам придется уйти. Вы зашли, откровенно говоря, не в лучший момент.
«О нет. Я как раз вовремя. Я здесь, чтобы спасти тебя от самой себя».
– Конечно-конечно…
Вит последовал за Антигоной на кухню и, не дожидаясь разрешения, плюхнулся на табуретку.
– Мило тут у вас, – прокомментировал он, хотя совсем так не думал. Кухня была убогая и запущенная: измазанная жиром – вот кому нужна сода! – доисторическая плита, полопавшиеся обои, выцветшие до оттенка застарелой мочи, шаткий колченогий стол. В раковине громоздилась Пизанская башня немытой посуды, на столешнице валялись хлебные крошки, а на полу, прямо у его ботинка, темнело не до конца отмытое липкое пятно. – А скажите, если можно поинтересоваться… Почему у вас чердачное окно заколочено? Чердак нежилой?
– Жилой. Там… там моя комната, – ответила Антигона. – Я не знаю, почему. Окно всегда было заколочено. Надо у папы спросить…
В груди Вита разлилось тепло: он оказался прав насчет того, где живет бабочка. Ему чертовски нравилось быть правым.
Антигона хлопала створками шкафов в поисках никому не нужной соды. Когда она тянулась вверх, ее футболка тоже задиралась, демонстрируя смешные трусы с сердечками и впалый живот. Но взгляду открывалось и другое: сеточка шрамов, покрывающих кожу. Большинство давно зажили, но парочка казались совсем свежими.
«Самоповреждение режущими предметами, – Вит поставил галочку в воображаемом блокноте. – Классика».
Что-то начинало выкристаллизовываться. Внутри разгорался исследовательский азарт.
«Нужно узнать, бывают ли у нее перепады настроения. А как дела с остротой мышления? Изъясняется вроде связно…»
Вит вдруг заметил, что на одной из ран – самой глубокой, на левом бедре – выступило несколько алых капель. Они потекли вниз по ноге, сливаясь в единый ручеек.
– У тебя кровь… – «Ты» вырвалось свободно и легко.