Пара лебедей на Рождество

Задорожня Виктория

— Злата… — Положил руку на подрагивающее плечо девушки, желая успокоить и услышать хоть какое нибудь объяснение произошедшему. Но она отбросила от себя мою ладонь, и злостно сжала губы

— Что ты наделал?! Что ты наделал, Дима?! — Давится слезами, а я обескураженно пытаюсь подобрать оправдание своему поступку, но перед глазами опять поплыли картинки, где он насильно прижимает ее к стене, и пытается впиться в дрожащие от рыданий губы своими.

— О чем ты говоришь?! — Обхватил ее, и тряхнул, сам от себя не ожидая такого поступка! — Мне не нужно было ему мешать?! Может, тебе

и самой нравилось?! Или я чего-то не понимаю?! — Не контролируя поток слов, говорю то, от чего ей больно, мне больно, и не могу остановиться…

Затаила дыхание, глядя на меня широко распахнутыми влажными глазами.

— За что ты так? — Дрожащий голос стучал в моё сердце, и не мог достучаться… Его сдавило шипами, и, чтобы облегчить боль, оно отключило разум и вменяемость.

— За что?! Ты спрашиваешь — за что?! Меня пробирала дрожь, и я не мог остановиться! Эмоции смешались! И я беспощадно травил словами ту, кого люблю. — Тогда объясни! Объясни! Ради чего ты пыталась прикрыть передо мной его шкуру?!

— Потому что! — Вскрикнула, и тут же осеклась, будто сдерживая слова в гортани. — Так было нужно… Так было нужно! А ты не послушал!

— Скажи… — В голову пробралось подозрение, и я решил задать прямой вопрос, зная, что Злата совершенно не умеет врать. — Это не впервые? Да? Раньше такое уже случалось?

Молча опустила взгляд на груду снега под ногами. Это и стало ответом… Мы стояли, в полной тишине. Она, не дыша, не поднимая голову, и я… Еле сдерживая желание догнать ублюдка и завершить начатое, и, еле сдерживая слёзы… От разочарования и обиды.

— Значит… Я был прав. Значит, я действительно просто Вам помешал… — Поднял глаза и глотнул на полные лёгкие кислорода. — Простите, барыня… Я, наверное, допустил ошибку… — Развернулся, и дряпнул стёртой подошвой о мокрый снег, пытаясь в одно мгновение похоронить все мечты, которыми жил эти пять лет…

— Нет… Нет! — Растерянный, громкий крик позади, и жаркие, трепетные объятия, что накрыли волной тепла и нежности спину. Замер, боясь даже пошевелиться. — Послушай, послушай, Дима! Ты все не так понял… Не так, глупый! Я просто… Я просто не знала, что делать…

— Не знала?! А почему не сказала мне?! Ты ведь знаешь… Любой ценой я…

— Да! Вот именно! Любой ценой! А я… Была несогласна платить любую цену!

— О чем ты говоришь? — Резко обернулся, и впился требовательным взглядом в небесные глаза.

— Ты не понимаешь… Многое, Дима! Слишком многое… Неужели ты не замечал? Да, все скрывают, но…. Если присмотреться. Разве не видел? С того времени, как от отца отказалась вся местная знать — кое-что изменилось… И… И… Прости… Я не могла! Не хотела допускать, чтобы все стало ещё хуже!

Оторопел. Рваное дыхание стегало сжатые лёгкие.

— Ты говоришь… Что ваша семья сейчас не в лучшем положении, да? — Пытаюсь сложить пазл, наивно отрицая причины и последствия, о которых мне давно должно было быть известно. — И это… Из-за меня?!

— Нет же, нет, глупый, не из-за тебя! Во всем виноват этот никчёмный человечишка… Он и его папаша! Ты ни при чем! Здесь нет твоей вины! — Со всех сил пыталась меня успокоить, но это было тщетно. Осознание накатило лавиной. Ведь я по правде! Как не догадался раньше?! Как не доглядел?! Все это время… Входил на кухню, в гостиную… И разговоры стихали. Шепот за спиной все время вторил наивной душе —

что-то не так! А я отказывался слышать…

Тоесть… И Андрей Николаевич… И все те добрые люди, что всегда пытались помочь… Их жизнь изменилась не в лучшую сторону из-за меня?!! Попятился назад, округлив глаза, словно умалишенный… И Злата… Она, терпела приставания! Заставляла себя! Он ее касался! По моей вине?! Выдержать такого я не смог бы… К чёрту! Все к чёрту!!!

Обернулся, и со всех ног рванул к имению. Через порывы ветра, несущие ворох снежных хлопьев, доносился её плачущий голос… — Дима…. Дима! Постой….

Искупление

До имения бежал в беспамятстве. Так быстро, как был способен. Рассудительные умозаключения назойливо терзали измученное совестью сознание. Я же в упор смотрел и не видел! Случайно ли, что с той поры порог имения Бязевых не переступали соседи знати? Случайно ли, что половина наемных слуг разбрелась, от несоответствующих условий и оплаты? Случайно ли, что Андрей Николаевич уже целую вечность, словно с креста снятый, ходит? Закрывается в кабинете, и даже дочери не открывает сердце? Эти ворохи писем, которые он открывал, кривя лицо от безысходности? Случайность? Отмахивался, пресекая неумолимые порывы стегающего ветра ладонями. Чтобы снег не путался со слезами. Шапка, так я зову приблудившуюся с год назад бродячую собаку, звонко залаяла, чуть заприметив меня у ворот. Промчал мимо верного товарища, даже по загривку не погладил… сразу метнулся к черному входу. Резво стряхнул с ног свои потёртые валенки, переобулся, и направился прямиком на запах свежеиспечённого хлеба.

Рьяно хватая кислород, в попытке отдышаться, застыл в дверях, оттягивая шарф от горла. На тяжелые вздохи обернулась Тамила Сергеевна, напевавшая мотив рождественской песенки над миской с добротно взбитым тестом. Замерла, и уставилась на меня, как на привидение.

— Батюшки! — Спустя несколько секунд громко всплеснула в ладоши, демонстративно охая. — Ты чего весь такой распахнутых? Мокрый? Чего встал?! Проходи скорее! Чаю налью! Будешь греться! Нето чего доброго сляжешь! Что потом делать?

Кинулась к заварнику и лохани мясных пирогов. В глазах замигали вспышки света…

— Тетушка! — Окликнул рассеянно мечущуюся кухарку, таким надрывным голосом, что она тут же замерла, и уставилась на меня с тревогой. — Это правда? Скажите! Вы скрывали? Вы, все? У хозяина проблемы? Имение в бедственном положении? И…. Это по моей вине?

Вытаращила глаза, и прикрыла рот руками. Нащупала позади спинку стула, и плюхнулась. Часто заморгала, чтобы скрыть от меня подступившие слёзы.

— Приятель… — Чуть слышным, дрожащим голосом повела неразборчивую речь. — Как ты…

— Как я узнал? — Выпалил, не дожидаясь ответа, и прошел с прохода в кухню, щеголяя нервно взад-вперед. — А разве это важно? Да я одного не понимаю! Зачем столько чести?! Кому?! Пройдохе с забытого Богом квартала… Ублюдку без рода и имени! Из-за меня?! Да почему он не выставил меня за дверь, как только этот слепок цинизма и голубой крови не поплакался на меня папочке?! Оно же того не стоит…

Осознание этого болезненно стегануло сердце…

— К чёрту… — Облокотился о стену, и устало сполз на плитку, утирая вспотевшее от смены температуры лицо.