Пара, в которой трое
Шрифт:
Девяностые годы XX века оказались успешными для российской сборной. Зрители буквально набивали залы, чтобы посмотреть фигурное катание. Но все поменялось, цены уже взвинтили: аренда зала, реклама… Был определенный риск устраивать юбилей на льду.
Игорь. Вечер устроили в Лужниках, во Дворце спорта. Самое смешное, что когда мы туда приехали, входим – вот каток, вот раздевалки. Все, как было тридцать лет назад. Только цена аренды запредельная. Мы говорим: «Нам нужно, чтобы здесь висел задник». – «Задник? Вы его сами должны повесить. У нас за деньги рабочие есть, а так нет. Кстати, и световые пушки вы свои привозите». – «У вас же они были?» – «Уже нет». А в раздевалке стульев нет, вешалок нет. Они сдают теперь только коробку со льдом. А все остальное – вплоть до буфета, чтобы там
Наташа. В эти дни мы опять начали общаться с Ильей Резником. У нас был длительный период, когда он с нами не разговаривал, потому что произошла неприятная история, связанная со сценарием балета «Чаплин». Мы где-то не сказали, что он его написал, и Илья обиделся. А перед юбилеем Игоря мы с Резником случайно встретились. И перед праздничным вечером я ему позвонила и пригласила. Было очень приятно, когда он пришел. Причем принес огромный букет. С того дня мы с ним иногда созваниваемся и встречаемся. И вновь дружим. Для меня это не только очень приятно, но и важно. Потому что есть знаковые фигуры в творчестве театра, в творчестве Игоря как художественного руководителя, и эти люди должны быть рядом, должны быть друзьями. В торжественный вечер мы вспоминали о всех тех, кто нам помогал. И, конечно, сказали добрые слова о нем.
Игорь. Я помню, как к нашему дому подошел заказанный Димой Смирновым микроавтобус с цветами. Раздавать их, бросать на трибуны я не мог, но нужно было их куда-то девать. Выбрасывать подаренные цветы – не только кощунство, но и плохая примета. Такого количества цветов я никогда не видел. Одна из комнат была целиком ими заполнена. Мы всю ночь расставляли цветы по вазам. Наконец не выдержали, уснули, а наша подруга Яна расставляла их до утра.
Это было странное действие. Я существовал сразу в трех лицах: я – артист, я – художественный руководитель. Плюс еще – человек, который принимает поздравления. Это сочетание оказалось невероятно сложным, причем чисто психологически. Я привык настраиваться на номер, привык входить в образ. Но я так устроен, что за чистую монету принимаю все хвалебные слова, что мне говорят, а это совершенно выбивает из колеи. Сейчас даже представить не могу, как я это все вынес. Я смутно потом вспоминал, как все происходило. Я должен был выходить на сцену, где Фетисов мне собирался вручать звание заслуженного тренера России. Через две минуты мне полагалось быть уже не заслуженным тренером России, а Чаплиным на льду…
Я полностью согласен с тем, что когда исполняется пятьдесят лет, просыпаешься с утра, и ничего не изменилось, хотя сама дата почему-то пугает. Правда, проснулся в розах. Слава богу, не на кладбище. У меня еще вызывал легкие волнения непредсказуемый Игорь Борисович Москвин. В полном зале – несколько тысяч зрителей – он начинает про меня говорить, и я не знаю, что он скажет. Он может, например, заявить, что я в спорте оказался полным говном, и вообще, на меня надеяться нельзя.
Игорь Борисович выступал очень долго, и выступал фантастически. Он только что посмотрел отрывок из спектакля «Ромео и Джульетта». И сказал: «Ну кто же мог подумать, что он такой интересный придумщик?» Собственно, каждый выступающий вводил меня в шок. В первом ряду сидел папа Наташин, Филимон Кузьмич, которому специально поставили стул – мест не было. Хотя он не пропускал ни одного нашего спектакля, у меня было такое ощущение, что он на меня смотрит на льду первый раз.
Обычно для меня зритель – это сплошная масса, которую я воспринимаю как единое целое. Я выхожу на лед с одним желанием – я должен их завоевать. Но тут из этой массы выделился Филимон Кузьмич. И я понимал, что должен для него сделать что-то абсолютно необычное. Такие переживания меня посещали, к которым я был не готов, которых никогда не испытывал. Потом, через пару лет, когда случился юбилей театра, это уже был праздник многих. Там мне тоже много добрых слов сказали. Но я уже находился в своей тарелке, опыт – великая вещь. А главное, перенести очередной праздник было намного легче, поскольку театр – это не только мое дело, это Наташино дело, это дело Димы Смирнова, Лены Васюковой, Леши Шубина, Андрея Букина, они этот театр поднимали. Не одно мое счастье, как говорится. А когда славят тебя одного, это что-то запредельное. Я больше такого испытания не хочу.
Наташа. Незадолго до юбилея Игоря мы участвовали в шоу Артура Дмитриева в Санкт-Петербурге. Большое шоу, куда съехались наши звезды фигурного катания и именитые иностранцы. Артур первый раз нас пригласил к себе. Еще раньше он был с нами в Корее. Там Артур познакомился с нашим театром, подружился с нами и пригласил нас, как говорится, с ответным визитом. Я знала, поскольку он меня предупредил, что будет поздравлять Игоря, вручать медаль «Трехсотлетие Санкт-Петербурга». Я эти планы Артура хранила втайне от Игоря. Ему уже пора выходить на лед, как вдруг на экране демонстрируют моменты выступления театра, кадры с Игорем и поздравляют его с грядущим юбилеем. После этого он все перепутал и совершенно не мог кататься.
Игорь. Я катал «Чаплина» тысячу раз. То есть меня можно поднять ночью, зашнуровать коньки, выпихнуть сонного на лед, включить музыку, и я поеду, точно повторяя танец. А тут я делаю первые шаги и понимаю, что забыл программу! Что дальше надо делать, не знаю! Я такое испытывал всего лишь один раз в жизни. Причем в том же «Юбилейном», на том же катке. Мы только что с Юрой Овчинниковым поставили программу «Паганини». С оригинальной дорожкой шагов, которую мы долго пестовали. Я выхожу на разминку и вдруг понимаю, что дорожку я забыл. Подъехал к Юре, который стоял в красивой позе около бортика, хотя его колошматило в десять раз больше, чем меня: «Юра, я не помню дорожку шагов! Я захожу на нее и не знаю, что делать». Он мне ответил одной из самых блестящих фраз за все свое тренерство: «Музыка начнется – вспомнишь». И действительно, когда пошла музыка, а дорожка шагов была в середине программы, я ее автоматически, как на тренировке, всю проскакал. Но здесь все получилось наоборот. Я вышел на «Чаплина», сделал первые шаги и полностью забыл, что полагается дальше. Выезжал на сплошной импровизации.
Наташа. После этого шоу Игорь мне сказал: «Вот так, наверное, люди и получают инфаркты в свои юбилеи». Я так за него нервничала, что чуть сама не свалилась. Мы с Андреем выходили перед Игорем. Надо сказать, что мы давно не выступали в таких шоу. Больше десяти лет мы не принимали участия в шоу, построенных по принципу показательных выступлений. Тут совсем другой зритель, и у него другое восприятие того, что происходит на льду. Забавно, но я тоже напутала в шагах. В Питере потрясающий зритель. Там фигурное катание стало популярным значительно раньше, чем везде по стране. Зал взрывался, орал.
На своих спектаклях мы выезжаем на лед из-за кулисы. Разница, как выходить на лед в показательных выступлениях или в театре, огромная. В театре готовишься к спектаклю за задником. Прокатал номер и вновь вроде бы за кулисы. Там поболтал со своими артистами. А в шоу ты стоишь за бортиком, перед тобой в основном незнакомые люди. Кого-то ты может и знаешь сто лет, давно с ним не общался, но в разговор не вступаешь. Если ты начинаешь с ними беседу, ты теряешь настрой. У нас в театре всех, кто был на льду, объявляют в конце, а тут сразу называют твои имена, и зал начинает вот так: «А-а-а-ааа!» Ты не слышишь музыку. Сперва, конечно, радуешься, но дальше начинаешь мандражировать, потому что уже давно от этого отвык. Привык, что в театре тебе аплодируют после катания, а не до. Я Игоря предупредила, когда мы откатались: «Все очень нервно! Будь аккуратнее, знай, что сильно будут кричать, когда ты выйдешь».
2002 год Олимпиада в Солт-Лейк-Сити
Игорь. В начале олимпийского сезона, когда Тамара Москвина пригласила меня в качестве хореографа поставить олимпийскую программу ее ученикам, мировым лидерам Елене Бережной и Антону Сихарулидзе, я не сразу согласился и попросил время подумать: для меня ее предложение, во-первых, было неожиданным, во-вторых, одно дело работать с одиночником и совсем другое – в парном катании, где очень сложная схема постановки программы. И хотя у меня уже был опыт общения с этой парой, мы подготовили с ними год назад чаплинскую программу с которой они выиграли мировое первенство, я на несколько недель уселся писать конспекты, набрасывал свои идеи на бумагу.