Парашюты над Вислой
Шрифт:
Савушкин встал, и, опираясь на трость, вышел во двор. У «опель-капитана», остановившегося у ворот дома, неспешно курил пожилой грузный дядька лет пятидесяти, в довольно нелепо сидящей на нём военной форме.
– Feldkommandantenb"uro in Ozaruw? – строго спросил у него Савушкин.
– Jawohl, Herr Hauptmann! – толстый увалень попытался вытянутся во фрунт, но у него это очень плохо получилось.
– Hauptmann Weidling, die vierte Felddivisionen der Luftwaffe. Lass uns gehen! – и решительно открыл заднюю дверь. Водитель сделал было попытку выслужится – но, увидев, что чужой офицер мало внимания придаёт чинопочитанию, махнул рукой и сел за руль.
«Опель», выплеснув клуб сизоватого дыма в ворота пана Зарембы, развернулся и неспешно поехал
Что ж, первый экзамен на польской земле вот-вот начнется. И принимать его будет довольно пожилой, судя по голосу, обер-лейтенант фон Тильзе, Густав-Вильгельм. Пруссак – судя по фамилии, берлинец – судя по реакции на berlinerisch Савушкина, дворянин – судя по «фон». Что ж он, дожил до таких лет, а всё в старших лейтенантах ходит? Ему, Савушкину, всего двадцать семь, а он уже капитан… Ладно, это мы пропустим. Сам расскажет, если захочет. Теперь – о языке. Самая деликатная тема…
В своём берлинском диалекте он не сомневался. Всё ж три года интенсивной зубрёжки, под водительством коренного берлинца «товарища Ульриха». Как фамилия этого деятеля Коминтерна – они так и не узнали, ну да это и не важно. Одно плохо – немец тот был самого что ни на есть пролетарского происхождения, всю жизнь до убытия на фронт в августе четырнадцатого проживший в Моабите. Ещё тот райончик, до Шарлоттенбурга – как до Парижа по-пластунски… И лексика. Произношение – это не всё, есть ещё такой опасный момент, как местные идиомы. Попасться на незнании которых можно запросто. Берлинец – и не знает специфических берлинских выражений? Нонсенс. А маленькая ложь, как известно, рождает большое недоверие… Что в этом случае надлежит делать? Свести диалог к минимуму. Сославшись на слабое здоровье – чему доказательством послужит его перевязанная голова. Но и не переиграть – а ну как этот дворянин заставит его отправится с госпиталь? Где врачи с удивлением обнаружат под повязкой целый череп без признаков какого-то ранения…
Решено – ранение головы заживает и не опасно, но не позволяет вести длительные диалоги. На этом и будем стоять…
Теперь – его семейство. Вейдлинги. Кто они, чёрт побери, вообще такие? Знать бы хоть крупицу биографии своего «крестничка»… Ладно, биографию можно и придумать, невелика премудрость. Вряд ли этот фон Тильзе будет её изучать. Собственно, а зачем придумывать? Мать – врач-акушер, отец – инженер на авиационном заводе, сестра – студентка медицинского, брат – ветеринар. И не важно, что все эти люди – Савушкины, отныне они будут Вейдлингами! Из Берлина… И врать ничего не придется, и на противоречиях его никто в этом вопросе не поймает! Хотя нет, авиационный завод не пойдёт, чёрт его знает, есть ли в Берлине вообще авиазаводы. Пусть будет механический. Такой точно есть!
«Опель» довольно бойко катил на юг, лес вокруг то редел, обнажая за редким кустарником куцые поля, изувеченные чересполосицей, то снова густел и наливался зеленью. До Ожарува где-то километров двадцать, с такой скоростью за полчаса управимся…
Тут взгляд Савушкина наткнулся на странную купу срубленных деревьев, поначалу принятую за результат санитарной вырубки. Ещё одна, ещё, а тут целая группа из нескольких куп, какие-то странные серо-зелёные холмы неправильной формы, угловатые, без обычных покатых склонов… И опять купы срубленных берёзок… Они тут что, лес прореживают? Берёзовый? Зачем?
ТВОЮ Ж МАТЬ!!! Да это танки, укрытые срубленным берёзовым молодняком! И маскировочные сети, которыми накрыты колонны грузовиков!
По затылку Савушкина пробежал холодок. Танки, танки, танки… Грузовики – тентованные «опель-блитцы», тяжелые «бюссинги» – тягачи, артиллерия… Кюбельвагены с противотанковыми пятидесятимиллиметровками на прицепах… Снова тентованные грузовики… Да сколько ж их тут!?
Не меньше дивизии. Танков точно поболе сотни. Сотни три грузовиков. Солдат возле техники нет вообще, никакого движения вокруг грузовиков и танков не наблюдается. Это понятно, с высоты десяти тысяч метров вся эта музыка должна выглядеть тихим мирным лесом… или на какой высоте летают наши и англо-американские разведчики? Сверху всё это скопище техники не видно абсолютно.
Дивизия полнокровная, свежая. Вся техника – аккуратная, без привычных глазу повреждений от активной эксплуатации. Даже свежеокрашена! Надо зафиксировать… Где мы сейчас? Его Автомедон [23] точно должен знать, чай, не в первый раз рулит по этим лесам…
– Soldat, wo sind wir jetzt?
Толстый увалень, тут же повернувшись, услужливо доложил:
– Vorbei am Dorf Izabelin, Herr Hauptmann!
Хорошо, так и запишем: на южной окраине деревни Изабелин на пространстве около четырех квадратных километров сосредоточена танковая дивизия. Свежая, в боях не участвовавшая. Знать бы ещё её номер… Впрочем, это ещё ни о чём не говорит. Одна дивизия, пусть даже танковая, в масштабах фронта – величина переменная. Одной дивизией больше, одной меньше… Тем более – не ясно, куда её предполагают направить. Наши ещё в Белоруссии, дай Бог, чтобы старую границу перешли… Но в любом случае, то, что немцы готовятся отходить к старым границам – далеко не факт. Танковые дивизии для отступления по лесам не прячут…
23
В мифах древних греков возница Ахиллеса.
Ага, вот и Ожарув. Что ж, товарищ Ульрих, посмотрим, насколько ты был хорошим преподавателем!
Савушкин вышел из машины, потянулся, и, опираясь на палку и стараясь придать походке лёгкую неуверенность – направился ко входу в комендатуру. С этого мгновения он – гауптман Вейдлинг, офицер батальона снабжения четвертой авиаполевой дивизии люфтваффе, чудом избежавший витебского «котла» – в котором сгинули и его батальон, и вся остальная четвертая авиаполевая дивизия во главе с генералом Писториусом, да и весь пятьдесят третий армейский корпус…
Унтер-офицер полевой жандармерии, стоящий у входа на второй этаж комендатуры, не говоря ни слова, требовательно протянул Савушкину раскрытую ладонь. Понятно, нужны документы. Капитан достал солдатскую книжку с вложенными в неё командировочным предписанием и требованием на аппаратуру в плотном сером пакете. Пущай копается, документы у него в полном ажуре…
– Bitte. Kommandant – B"uro zw"olf [24] . – бросил фельджандарм, бегло оглядев, даже не открывая, документы Савушкина, и возвратил ему обратно зольдбух и прочие бумаги. Однако! Экая тыловая небрежность… И что, субординация для фельджандармерии уже не обязательна? Нет, такого спускать нельзя! И Савушкин, изобразив на лице удивлённое ожидание, остался стоять на месте. Унтер, скрипнув зубами, выдавил из себя:
24
Пожалуйста. Комендант – кабинет двенадцать.
– Kommen Sie herein, Herr Hauptmann. Das zw"olfte Kabinett [25] .
Вот так-то лучше! А то обнаглели, крысы тыловые, фронтовиков уже ни в грош не ставят…
Так, второй этаж, двенадцатый кабинет. Охраны нет. Глубокий тыл, кого им тут бояться… Хотя почему – «им»? Нам! Мы ведь теперь тоже немцы и оккупанты…
Ну, с Богом! И Савушкин открыл дверь в кабинет коменданта.
– Herr Kommandant, Hauptmann Weidling, die vierte Felddivisionen der Luftwaffe!
25
Проходите, герр гауптман. Двенадцатый кабинет.