Париж
Шрифт:
В рождественские праздники у Роланда и его отца было время, чтобы обсудить множество разных вопросов. Роланд рассказал о своем приключении с Прекрасной Еленой, чем весьма позабавил виконта.
Также они много говорили о том, как обустроить имение. В лесах можно было охотиться на кабанов.
– Мы могли бы выращивать на отстрел фазанов, как англичане, – предложил виконт. – Сам замок находится в неплохом состоянии, но верхние этажи нуждаются в реставрации, а лет через десять-пятнадцать настанет время менять кровлю. Возможно, для этого тебе придется продать дом в Париже, если только ты не найдешь богатую невесту.
Но иногда
– Меня тревожит ситуация в Европе, – признался виконт как-то вечером. – Я всем сердцем надеюсь, что тебе не придется, как мне, воевать.
– Крупнейшие империи заключили пакты, чтобы поддерживать равновесие сил, – заметил Роланд.
– Да. Но Германия по-прежнему завидует империи британцев. Когда германской политикой заправлял старый Бисмарк, он, несмотря на все свои амбиции, хотя бы осознавал пределы возможностей государства. А сейчас вокруг молодого кайзера собрались сплошные горячие головы. Я боюсь за будущее.
Зато в отношении внутреннего состояния Франции более пессимистично был настроен сын, а не отец.
– Правительство прогнило насквозь, и я не понимаю, как большинство депутатов до сих пор не застрелились от стыда. Как подумаю о Панамском канале… Я разочарован в собственной стране.
Скандал с Панамским каналом потряс всех французов. Поначалу затею рекламировали как великую стройку. Руководитель проекта Лессепс всего несколькими годами ранее с триумфом завершил строительство Суэцкого канала, и Франция намеревалась поразить своим гением еще и Новый Свет. Но мало того, что проект был ошибочным, мало того, что созданная для строительства компания обанкротилась и разорила сотни и тысячи держателей акций. В довершение всего Лессепс с друзьями состряпал одну из крупнейших афер в мире, подкупив несчетное количество политиков всех мастей и рангов, чтобы скрыть провал. Даже Эйфель, к которому – увы, слишком поздно – обратились с просьбой исправить инженерные ошибки, едва не утратил свою репутацию из-за причастности к скандалу.
Уважение к классу политиков было утеряно на поколение вперед.
– Сын мой, – отвечал виконт, качая головой, – я разделяю твое возмущение, но подобные скандалы случаются где угодно, и подозреваю, что мало что изменится и в будущем.
– Я не согласен, будто с этим ничего нельзя поделать, – возразил Роланд. – А сам скандал считаю доказательством того, что мы не можем доверять избранному нами же правительству.
– И ты желаешь заменить его на монархию? На священного короля?
– Я считаю монарха священным, да. Он помазан Господом. Но если не монарх, то такой человек, который будет стоять выше политики. Посланник судьбы.
– Наполеон так и называл себя поначалу, но ты его не одобряешь.
– Я имею в виду человека религиозного.
– Несколько лет назад таким человеком казался генерал Буланже. Тем не менее, когда настал подходящий момент, он предпочел не взваливать на себя такое бремя. Сегодня я не вижу во Франции ни одной подходящей фигуры. И вообще, я не считаю, что такая задача – управление всей страной – под силу одному человеку, будь то помазанный на трон король или тем более обыкновенный политик. – Виконт вздохнул. – Все правительства корыстны. Это всего лишь вопрос степени. – Он горько усмехнулся. – Или того, насколько ловко оно умеет проворачивать свои дела.
И точно так же как в детстве, Роланду, при всей его
Иногда виконт де Синь спрашивал себя, а не совершил ли он ошибку, оставшись холостяком. Волновался он при этом не о себе, а о сыне. Но в то время, когда маленький Роланд острее всего нуждался в матери, виконт слишком сильно скорбел об умершей жене, чтобы думать о новой.
С тех пор ему довелось завести несколько приятнейших романтических знакомств. На одной женщине он мог бы жениться, будь она свободна. Другая была свободна, но принадлежала не к тому кругу. Всех остальных можно было охарактеризовать примерно одинаково: благоразумные, внушающие доверие, привлекательные. Виконт не был несчастлив.
Что касается ситуации в доме, то за его парижским особняком прекрасно следила няня, даже будучи уже в преклонном возрасте. А к родовому замку, где действительно не помешала бы женская рука, виконт так сильно прикипел душой, что вряд ли допустил бы чье-либо вмешательство. Давным-давно он решил для себя, что сохранит все как есть: аскетично, но надежно. Потом, когда Роланд женится и заведет детей, пусть они делают с имением все, что пожелают, а сам он будет молча наблюдать – ужасаясь, несомненно, но и забавляясь. Виконт полагал, что таков естественный порядок вещей.
Но сейчас, глядя на своего взрослого сына, виконт не мог отделаться от ощущения, что в чем-то подвел Роланда. Без матери выросло множество мальчиков, не он один, но, вероятно, воспитание Роланда было слишком мужским. Ему не хватало равновесия.
И не следовало отдавать его в руки отцу Ксавье, корил себя виконт.
Он ничего не имел против священника, чья любовь к его жене была так очевидна. Скорее, виконт сочувствовал ему. Он знал, что чувства отца Ксавье останутся платоническими. Священник был честен и чист. Но, должно быть, именно поэтому виконт сейчас сомневался насчет него. За годы жизни де Синь научился с подозрением относиться к людям, которые были слишком невинны.
Бог весть, что за идеи вложил этот священник в голову его сына!
Нет, виконт де Синь не возражал против того, что его сын был монархистом и верующим католиком. Нормально также и то, что молодой аристократ гордится своими предками и разделяет предрассудки своего класса, – виконт и сам не чужд большинства из них и даже находит удовольствие в аристократическом снобизме. Вот только он, радуясь принадлежности к знати, не слишком-то серьезно относится к этому факту. Будучи аристократом, виконт с рождения был приучен смотреть сверху вниз на большинство людей, в том числе и на своих собратьев по классу, чьи недостатки прекрасно видел. И потому он никогда не ожидал многого от человеческой натуры и не судил людей строго.
А вот его сын был чрезвычайно серьезен в своих убеждениях. События, выпавшие на век виконта, и Парижская коммуна в первую очередь, доказали ему, что слишком сильная вера делает людей жестокими.
Особенно встревожил виконта разговор, случившийся вскоре после Рождества.
Они беседовали об одном армейском офицере. Его звали Дрейфус, и, что нетипично для офицера, он был евреем. Когда разразился небольшой шпионский скандал, его обвинили в передаче секретных бумаг германскому атташе, предали суду и отправили в тюрьму на Чертов остров.