Париж
Шрифт:
В конце концов, она же не собиралась выходить за Хэдли замуж. Все равно это невозможно.
Брат не часто просил Элоизу Бланшар дать совет. Когда он прислал ей записку с такой просьбой, она, разумеется, сразу поехала к нему.
– Что ты думаешь о Роланде де Сине? – спросил он, когда они уселись вдвоем в гостиной.
– В своем роде он неплохой человек. Но лично мне с ним не о чем говорить.
– А если он женится на Мари и сделает ее счастливой?
– Тогда я постараюсь хорошо к нему относиться – если он сделает ее счастливой. А что?
– Кажется, пока нет. Я только что получил от него письмо с печальной новостью о смерти его отца. Завтра об этом должны сообщить газеты, как он полагает. – Жюль сделал паузу. – Учитывая мою дружбу с его отцом, я мог рассчитывать на особое оповещение, но он не обязан был писать мне вот так, сразу…
– Возможно, думая о Мари…
– Такая мысль и мне пришла в голову. То, что Мари вошла в число тех, кому он пожелал показать Версаль, вряд ли можно назвать декларацией о намерениях, но, судя по этому письму, он счел необходимым оповестить меня о своих переменившихся обстоятельствах. Он пишет, что ему предстоит траур, а в аристократической семье траур может длиться довольно долго. Также ему надо будет решить, продолжать офицерскую карьеру или уволиться, чтобы заняться родовым имением – «осесть в деревне», как он пишет.
– Если он решит жить в деревне, то ему захочется жениться. А если продолжит службу, то останется холостяком.
– Значит, вот как ты оцениваешь ситуацию. Я тоже так это прочитал.
– Жюль, он ничего не обещает. Он просто говорит, что Мари следует дожидаться его решения, если таковое вообще последует. Я нахожу это возмутительным.
– Ты немного резка. Он согласен идти на риск, что Мари выйдет замуж, пока он занят своими делами. Мне кажется, он довольно честен. К тому же бедняга не знает еще, что ему делать дальше.
– Я почти ожидала от тебя таких слов. Ты же мужчина.
– Ну что же, нам действительно придется подождать. Я немедленно отвечу ему, выражу соболезнования. Его отец был неплохим человеком. Но давай вернемся к Мари. У меня возникла маленькая проблема, и мне нужна твоя помощь.
– Буду рада помочь.
– Это связано с Джеймсом Фоксом, тем стряпчим. Он очень много сделал, чтобы уладить эту неприятность с Марком. Похоже, он нашел работу для девушки и семейную пару, готовую усыновить ребенка. И то и другое – в Англии. То есть далеко отсюда.
– Отлично. Мне он показался человеком, которому можно доверять.
– Абсолютно. Он порядочный человек. А еще он предлагает включить Мари и Марка в число участников небольшой образовательной поездки вроде той, что организовал де Синь.
– Ты против?
– Ничуть. Маловероятно, что де Синь присоединится к ним, а значит, мне нужен сопровождающий для Мари.
– А разве Марк не едет? В Версале же он был с ней.
– Там все было иначе. В то время ни де Синь, ни Фокс не догадывались о скандале. А теперь Фокс прекрасно осведомлен, и я полагаю, что и американец тоже. Какого они будут мнения о нашей семье, если я отправлю Мари с таким ненадежным спутником?
– А сама Мари имеет хоть какое-то представление о проблеме Марка?
– Конечно же нет. Даже Марк не расскажет ей о таком, я уверен.
– Разумеется,
– Может быть. Но ты знаешь правила. Если я не воспитаю ее таким образом, она не найдет мужа. По крайней мере, такого, какой нам подошел бы. Она должна оставаться невинной.
– Разве только неведение обеспечивает невинность?
– Это никем не доказано, – устало ответил ей брат.
– То есть ты хочешь, чтобы я сопровождала ее?
– Ты согласна?
– Когда?
– Во второе воскресенье марта.
– А. В этот день я не могу. Ты знаешь, я все сделаю для Мари, но те выходные я обещала провести с друзьями в Шантийи.
– В таком случае придется поехать либо ее матери, либо мне.
– Но это не такая уж тяжкая обязанность. Поездка может оказаться приятной.
– Несомненно. Но я не желаю проводить целых полдня с Марком.
– Мой бедный Жюль, – сказала Элоиза. – Рано или поздно тебе придется его простить.
Брат не ответил ей.
Фрэнку Хэдли хорошо жилось в Париже. Каждое утро, как только светало, он приступал к работе: иногда рисовал, иногда писал или изучал теорию. К полудню он уже работал с кем-нибудь из художников в мастерской. Три дня в неделю после легкого обеда он проводил пару часов со студентом, который давал ему уроки французского. По вечерам он встречался с растущим кругом своих парижских друзей. Ему было трудно, но с первых же дней он стремился говорить только по-французски и читал как можно больше тоже на этом языке. В результате его французский быстро совершенствовался. Ближайшим другом американца оставался Марк Бланшар.
Пока между ними случилось лишь одно недоразумение.
– Это ты рассказал Фоксу о том, что стряслось с Коринной Пети? – спросил у него однажды Марк.
– Да. Когда мы ездили в Версаль. Я прошу прощения, Марк. Не знаю, что на меня нашло. Я идиот.
– Больше так не делай.
– Обещаю.
– Но так вышло, что ты оказал мне услугу. – И он рассказал Хэдли, что сделал Фокс.
– Зачем ему было так хлопотать?
– На мой взгляд, все достаточно просто. Одним махом он помог троим своим клиентам. Думаю, так он хочет убедить их доверять ему и как можно больше дел вести через его фирму. – Марк улыбнулся. – Что касается нашего секрета, то наверняка это ерунда по сравнению с тем, что Фокс знает о других своих клиентах. – (Хэдли согласно кивнул.) – Кстати, – продолжал Марк, – ни в коем случае не говори ничего Мари, хорошо?
– Конечно не скажу. Но ты не думаешь, что она все равно узнает?
– Нет, что ты. Разве американская девушка в подобных обстоятельствах узнала бы что-нибудь?
– Девушкам из респектабельных семей прививают строгую мораль. Но все же они имеют какое-то представление о том, что бывает в жизни.
– Если говорить о моих родителях, то они сделают все, чтобы Мари не услышала ни слова. Она будет совершенно невинна. – Марк ухмыльнулся. – Да ты не волнуйся, Хэдли. Я познакомлю тебя с толпой не столь респектабельных девушек.