Пароль остается прежним
Шрифт:
— Этот, этот след,— ласково произнес Боярун и вдруг резко скомандовал: — Вперед!
«Дозор» припал к следу.
— Вперед! — строго повторил Боярун.
Овчарка взяла след.
За одним из барханов сержант увидел кошару. Рядом, возле потухшего костра, сидел человек. Навстречу выскочили сторожевые псы.
Человек у костра повернулся, и Боярун узнал старого Хола. Чабан подзывал к себе «Пахту» и «Хунука».
— А, саг!.. Фу, фу!..
«Дозор» рвался к кошаре...
Вскоре Бояруну стало известно, что на рассвете «Пахта» и «Хунук» подняли страшный лай и тоже бросались на кошару. Потом заволновалась отара. А когда чабаны увидели ракету, догадались: в кошаре — чужой. Таир побежал на заставу. Хол же решил не выгонять овец из укрытия до его возвращения, чтобы не спугнуть неизвестного.
Боярун спросил:
— А потом овцы не волновались?
— Нет,— торопливо ответил старый Хол, отправляя в рот очередную порцию наса.
«Значит, неизвестный еще там»,— подумал Боярун и принял решение...
Застоявшаяся отара с веселым блеянием ринулась навстречу солнцу, толкаясь и застревая в распахнутых настежь воротах.
Когда овцы освободили кошару, старый Хол впустил туда «Пахту» и «Хунука». Они с громким лаем влетели в кошару. И в это время на противоположной стене появился старший сержант Боярун с автоматом на изготовке. Он увидел прижавшегося к стене человека с занесенным над головой ножом.
— Руки вверх!
Человек обернулся на голос, и собаки сбили его с ног.
МУХАММЕДОВ РАСКРЫВАЕТСЯ
Полковник Заозерный сидел за столом капитана Ярцева — спокойный и даже, казалось, равнодушный. Лишь бугорок над его бровью пульсировал сильнее обычного.
Рядом стоял начальник КПП, выполнял роль переводчика. До этого полковник обращался к задержанному по-русски и по-английски, но тот не понимал.
Местное наречие оказалось ему знакомым, и он охотно пояснил, что фамилия его Мухаммедов. Абдулло Мухаммедов. Бедный человек. Дехканин. Живет на том берегу. Как перешел границу — сам удивляется. Брат у него тяжело болен. Хотел навестить. Шел ночью к брату в Фирюзевар. Днем невозможно — спалит солнце, а где верблюд у бедного человека? Да, видно, заплутал. Просит отпустить домой: брат тяжело болен, единственный брат, и у него ребятишки.
— Ребятишки, говорите? — переспросил полковник.
Мансуров перевел.
— Ребятишки. Бедный человек. Отпустите. Помочь надо,— запричитал Мухаммедов.
Он знал, что ничего компрометирующего пограничники у него не нашли. Нож в брезентовом чехле,— так ведь у всех ножи!
Мухаммедов, говорил быстро, не сбиваясь, точно повторял заученный урок. Он часто произносил «бедный человек», словно обязательно хотел заставить пограничников поверить в это.
Пока Заозерный не пытался направить следствие в нужное ему русло. Он просто слушал. Нарушитель, сбитый с толку поведением полковника, старался выложить все, что ему казалось необходимым. Он предвидел возможные вопросы и хотел предотвратить их, чтобы иметь возможность отвечать по-своему.
Полковник не мешал.
Мухаммедов рассказал, как перебрался через реку. Он не думал, что это пограничная река. Та, другая, как известно, преграждает дорогу в кишлак к брату. Потом пошли пески. А ведь пески — всюду пески. И вдруг — железная дорога. Он удивился: неужели за те пять лет, что он не был у брата, среди песков проложили рельсы? И тут загудел паровоз. Он увидел вырвавшиеся из ночи огни. Огни надвигались на него. Он испугался и побежал. За барханами различил кошару. Обрадовался, что сейчас все выяснит у чабанов. Но сторожевые псы прижали к дувалу и, спасаясь от них, он очутился в кошаре. Бедному человеку всегда не везет.
— Все? — спросил полковник.
Мансуров перевел.
— Все,— торопливо ответил задержанный.
— Значит вы просите отправить вас к брату?
Мансуров снова перевел.
Задержанный радостно закивал.
— Что же,— заметил полковник,— надо подумать.
Мансуров перевел.
Задержанный прижал руки к груди в знак благодарности.
Полковник достал портсигар.
— Курите.
Мухаммедов охотно протянул руку к портсигару. Рука едва заметно дрожала. Он сидел перед полковником в помятых полотняных брюках и порванной на локтях рубахе. Подпоясывавший ее синий выцветший платок сейчас лежал на столе.
Брюки у Мухаммедова задрались. Полковник видел ступню с высоким подъемом. Еще раньше, когда только ввели задержанного, он на глаз определил, что рост его, примерно, метр семьдесят сантиметров. Значит, младший сержант Ковалдин правильно прочел след.
Мухаммедов медленно повернулся к окну. У него было смуглое лицо, покрытое каплями пота, хотя в этот ранний час еще не было жарко.
За спиной задержанного у небольшого столика сидел майор Серебренников. Вел запись. Он отодвинул в сторону приемник, чтобы удобней было писать, и старался не пропустить ни одного слова из того, что переводил Мансуров. Бессонная ночь, казалось, не отразилась на Серебренникове.
Мухаммедов смотрел в окно. Майор видел его профиль. Нос с небольшой горбинкой. Круглый, низкий подбородок. Яйцевидная бритая голова. Мухаммедову было лет тридцать пять.
Стараясь скрыть волнение, он ждал вопросов. Конечно, он был уверен, что в любом случае вопросы последуют. Заозерный и Серебренников читали его мысли: какой зададут вопрос?
Из своей многолетней практики полковник Заозерный знал, что от этого вопроса будет зависеть многое. Нужно обязательно спросить не то, к чему приготовился задержанный, и он спросил, казалось, самое безобидное:
— У вас, Мухаммедов, большая семья?
— Холост,— ответил Мухаммедов на своем родном языке.
Расчет был правильный: задержанный ответил, не дожидаясь вопроса переводчика. Полковник сделал вид, что не заметил его оплошности. Но сам Мухаммедов не мог этого скрыть. Пальцы судорожно впились в колено.
«Так, значит, вы понимаете по-русски?» — он ждал, что такой вопрос теперь обязательно задаст полковник. Используя те несколько секунд, которые Заозерный молчал, Мухаммедов силился найти лазейку, объяснить почему вдруг ответил на вопрос без переводчика. Он решил сказать, что холост, а вот у брата большая семья и надо помочь, словно не отвечал полковнику, а продолжал свой рассказ. Он так и сделал.
— Минуточку,— спокойно сказал полковник.
Мухаммедов осекся и похолодел: выходит он снова понял!
Полковник молчал. Мухаммедов понемногу начал успокаиваться. И тогда Заозерный сказал Мансурову, глядя в упор на нарушителя государственной границы:
— Свободны, товарищ старший лейтенант. Дальше мы договоримся сами.
Мансуров щелкнул каблуками и вышел.
Вероятно, если бы полковник был уверен, что перед ним опытный агент иностранной разведки, он так не поступил. Мухаммедов же, как назвал себя задержанный, несомненно, первый раз шел на ответственное задание. Теперь полковник должен был не дать нарушителю опомниться.