Пароль остается прежним
Шрифт:
За камышовыми стенками столовой раздался голос дежурного:
— Выходи строиться на боевой расчет!
...Лейтенант Пулатов скомандовал:
— Смирно, равнение налево! — и строевым шагом двинулся навстречу Ярцеву.
— Товарищ капитан, личный состав построен на боевой расчет.
— Здравствуйте, товарищи пограничники!— сказал Ярцев.
— Здравия желаем, товарищ капитан!
— Рядовой Бородуля, выйти из строя... За отличную стрельбу объявляю вам благодарность.
Бородуля покраснел от удовольствия и постарался глазами отыскать Кошевника.
ИСТАТ ОТВЕЧАЕТ СТИХАМИ
Глубокой осенью на заставу прибыло пополнение. Старослужащие разъезжались по домам.
Младший сержант Ковалдин приучал к молодому пограничнику «Амура» и грустил, что скоро придется расстаться с ним.
Старшина первой статьи Шарапов остался на сверхсрочную. Все понимали, что он сделал это из-за чернокосой Истат. Перед Новым годом старшина решил, наконец, с ней объясниться.
Против обыкновения, он решительно распахнул дверь в поселковый Совет и остановился перед Истат.
— Есть разговор,— сказал он твердо, не обращая внимания на посетителей.
— Любопытно,— заметила Истат, сбитая с толку его необычным видом.
Некоторое время они испытующе смотрели друг на друга и даже не заметили, как комната опустела.
— Так вот,— приступил к делу Вахид.
Она перебила полушутя, полунасмешливо:
Страсть бесконечна; страстным дорогам
Нет пресечения, нет!..
В деле отрадном ждать ли гаданья,
Предвозвещения? Нет!..
— Хафиз! — небрежно сказал Вахид, подходя ближе.
— Верно, Хафиз,— согласилась Истат.
Шарапов сказал глухо:
— Я за тобой, Истат! — Трудно давались ему слова.— Поедем со мной... в колхоз...
Она смотрела насмешливо:
— Да что у тебя в колхозе?
— Мы хорошо живем.
Она откровенно засмеялась.
— Ты забыл, что остался на сверхсрочную.
Шарапов безнадежно махнул рукой, Истат все поняла, но не удержалась от колкости:
— И почему я должна с тобой ехать?
Шарапов произнес чуть слышно:
— Я люблю тебя, Истат!
В первый раз он объяснился ей в любви. Она вспыхнула и ничего не ответила...
На катере друга поджидал Кошевник.
— Ну, что?
Шарапов хмурился.
— Ясно! — Никита спрыгнул на берег.
— Ты куда? — сердито окликнул Вахид. Никита бежал в поселок.
— Вернись!
Никита сделал вид, что не слышит.
Он ворвался в поселковый Совет и набросился на Истат:
— Старшина был?
— Ну был.
— Что ты ему сказала?
— А что я должна была сказать?
— Бессердечный ты человек!
Она усмехнулась:
Чье сердце не горит любовью страстной к милой,—
Без утешения влачит свой век унылый...
Тряхнула косами:
— У твоего старшины в этом отношении все в порядке. Так почему же ты называешь меня бессердечной?
Кошевник пригрозил:
— Женится старшина на другой — будешь знать!
Истат сощурилась:
— На ком же?
— Да на первой встречной!
— На первой встречной он не женится,— улыбнулась Истат.
— Почему? — петушился Никита.
Она ответила стихами:
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
И спросила:
— Кто это сказал?
— А я почем знаю? — ответил Никита.
— Омар Хайям сказал, вот кто!
Кошевник разошелся:
— Наплевать мне на твоего Хайяма!
Истат резко оборвала его:
— А мне — на твоего старшину... И потом кто его просил нанимать адвоката?
— Я не адвокат.
— Ну тогда сводник.
— Я не сводник...
Она показала на дверь:
— Иди, товарищ старший матрос... И передай своему старшине, чтобы он забыл дорогу в поселковый Совет.
Никита опешил.
Так и не внес изменений в личную жизнь старшины Шарапова новый год.
БОРОДУЛЯ И НОВОБРАНЦЫ
За окном шумел ветер, собирал тучи. Они стлались низко, набухшие, черные, готовые вот-вот разразиться ливнем.
Капитан Ярцев делал вид, что ищет какую-то запись в служебной книге. Майор Серебренников сидел рядом, подавшись вперед, будто собирался вырвать у него книгу. Он молчал, переглядываясь с Пулатовым. Лейтенант улыбался и очень хотел сказать Ярцеву: ладно, мол, притворяться, всё равно ничего не получится!
Только что Серебренников сообщил Ярцеву:
— А ведь вам, как лучшему начальнику заставы, скоро присвоят очередное звание.
— Спасибо!
— Мне-то за что?— удивился Серебренников.
— Так надо! — убежденно ответил Ярцев и, устыдившись своей откровенности, спрятался за служебную книгу. Но когда-то эту книгу надо было всё-таки закрыть. И Ярцев ее закрыл.
— Кстати, о Бородуле,— сказал он, зная, что Бородуля всегда интересует Серебренникова.— Помучились мы с ним, товарищ майор, но пограничную службу научился уважать.