Пароль остается прежним
Шрифт:
— Я разве о том?.. Что я — не знаю, какой вы человек? Вот только несчастье со мной приключилось.
— Какое несчастье?
— Деньги я потерял в тот вечер. Все до копейки... Нёс, понимаете, домой получку... И как они выпали из кармана, ума не приложу!
— Постой, постой,— притворился взволнованным Горский.— Где же ты их мог потерять, если я тебя до самых дверей проводил?.. Ах, да! — вспомнил он.— Я уже дома был, смотрю, а ты в сад вышел. Зачем?
— Н-не помню,— забормотал Ефремов.
— Ну, как же,— настаивал Горский.— Я еще тебя окликнул, а ты запел: «Сам пью, сам гуляю»...
Ефремов вздохнул:
— Хоть убейте — не помню.
— Так, может быть, в саду ты и потерял деньги?
Ефремов пожал плечами.
— Разве теперь их найдешь?
— Ну, а потом что?—участливо спросил Горский.
— Что? — чистосердечно признался Ефремов.— Разве жене скажешь? У нас семейка-то вон какая, сами знаете... Ну, объяснил я ей утречком, что деньги задержали. А сам думаю: перехвачу у добрых людей... Заработки-то у нас, сами знаете, не постоянные.
— Сколько было денег? — спросил Горский.
Ефремов назвал сумму и виновато опустил глаза.
— Ну, это не проблема,— успокоил Горский.— Ты вот что, погоди, а я обернусь мигом. Есть у меня на «Медузе» деньги.
Ефремов видел, как Горский спустился по песчаному откосу к пирсу, легко поднялся по трапу на буксир и исчез в своей каюте. Потом он так же быстро сбежал на берег и вручил Ефремову нужную сумму.
— Просто не знаю, как вас и благодарить! — обрадовался Ефремов.
— Ничего,— сказал Горский.— Да, и, пожалуйста, не беспокойся: деньги мне скоро не понадобятся.
— Спасибо,— совсем расчувствовался Ефремов.— Выручили.
— Ну, ну,— притворился недовольным Горский.— Мы должны помогать друг другу... Разве ты не окажешь мне услугу, если понадобится?
— Что за вопрос? — охотно согласился Ефремов. У него заметно поднялось настроение.
— Правильно,— поддержал Горский.— А насчет того, что ты там спьяну наговорил — забудь и не тревожься: все останется между нами.— И небрежно дотронувшись до блестящего козырька капитанской фуражки, зашагал в сторону заставы, где его ожидала Елена.
Ефремов долго глядел ему вслед, комкая в руках деньги. Что он говорил Горскому?
Капитан «Медузы» был неприятно удивлен, когда часовой по заставе предложил ему подождать, а сам вызвал дежурного.
В пограничнике с красной повязкой на рукаве Горский узнал младшего сержанта Бегалина. Обрадовался:
— Здравствуй, земляк!
Но Бегалин спросил официально:
— Вы к старшему лейтенанту?
— Конечно,— согласился Горский, смело входя в ворота.
— Я провожу,— заметил Бегалин.
Вдвоем они прошли через весь двор к офицерскому домику.
«Странно,— подумал Горский.— В чем дело?.. А вдруг арестован Василий Васильевич?! — он даже остановился от такой мысли.— Нужно быть на-чеку!»
Пулатов встретил Горского на крыльце.
— Входи, входи,— сказал он приветливо.
Горский взбежал на крыльцо и стиснул свояку руку.
— Что за порядки? — он кивнул на Бегалина.— Привел, словно под конвоем. Этак к тебе и идти не захочешь.
Пулатов развел руками:
— Граница, ака-джон, ничего не поделаешь.
Елена выпорхнула из комнаты и повисла на шее мужа.
— Я тоже перепугалась: подхожу к воротам, а часовой — штык в грудь: ни с места!
Пулатов, пропуская вперед Елену и Горского, сказал:
— Это майор Серебренников устроил нагоняй Ярцеву: почему, дескать, посторонние люди свободно разгуливают по заставе?
— Он меня имел в виду? — спросил Горский.
— Тебя,— сознался Пулатов.— Он ведь не знал, что ты и есть мой свояк... А Ярцев стал завинчивать гайки, вот часовые и усердствуют.
Елена хлопотала по хозяйству. В последнее время она перебралась к Пулатовым, чтобы быть ближе к сестре.
За обедом Пулатов спросил между прочим:
— Ну, как, не скучаешь по морю?
Горский решил, что пока беспокоиться нечего и держал себя свободно.
— Море!... Конечно, кто хоть раз в нем побывал, разве забудет? Но в общем и «Медуза», так сказать, на плаву... А всё пустяки!— заметил он вдруг.— Зато жена рядом.
— И это резон! — согласился Пулатов.
Горский стоял на капитанском мостике «Медузы», щурясь от яркого солнца. Грузовики с двухъярусными кузовами, словно пожарные машины, слепили красными бортами. Грузчики в рваных халатах с натугой ворочали тяжелые ящики.
Черные от грязи и солнца портовые рабочие вызывали у Горского брезгливость, которую он с трудом подавлял.
Из-за облака медленно оседавшей пыли поднимался глинобитный Фирюзевар. Едва различимые вдали, черным пятном вставали горы. Между ними и рекой дымились пески.
Рядом с «Медузой», невосприимчивый к волнению реки, стоял дебаркадер.
Горский решил, что загрузку продолжат без него, и поднялся на дебаркадер. Кроме вахтенного и повара, здесь никого не было.
Вахтенный, бойкий парнишка лет девятнадцати, бегал по палубе в одних трусах. Он обрадовался Горскому и предложил принять душ, какой на «Медузе» даже не снился.
Горский улыбнулся: ну что же — душ, так душ!
Вахтенный проводил его на корму и распахнул дверь небольшой дощатой будки без крыши. Над будкой возвышался железный бак, откуда в реку спускался шланг.
— Вот как живем,— сказал вахтенный,— со всеми удобствами! — и стал накачивать в бак воду.
Горский скрылся за дверью, заперся на крючок.
— Это я вашего кока боюсь! — сознался он.
— Черт в юбке! — охотно поддакнул вахтенный.
Горский засмеялся.
— А-а, хорошо! — услышал вахтенный его довольное пофыркивание.