Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну
Шрифт:
Черчилль по поводу пакта Молотова-Риббентропа признавался: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии… В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 г., когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и значительную часть Польши,
Иначе говоря, окажись тогда наши западные союзники на месте СССР, они действовали бы точно также или еще более холодно и расчетливо.
Пакту о ненападении, подписанному Молотовым и Риббентропом в присутствии Сталина, не было суждено прожить и двух лет. Показательна принципиальная разница в подходе двух сторон, заключивших этот договор, к принятым на себя обязательствам.
Немецкая сторона тут же стала готовиться перечеркнуть его и нанести предательский удар своему партнеру. И говорить тут надо не о маньяке Гитлере, безродном ефрейторе, совратителе добропорядочных немцев, а именно о германской стороне. Гитлер не был один, вокруг него услужливо толпились потомственные аристократы из командования вермахта и германского кабинета, ведущие немецкие ученые и деятели культуры. Все они, несмотря на только что подписанный дружественный договор с Россией, с энтузиазмом занимались подготовкой к ее уничтожению и разграблению. Они не видели ничего противоестественного или предосудительного в таком отношении к России и русским. Такова уж была традиция германской имперской политики, прочно угнездившаяся в головах немецкой элиты. В соответствии с ней в отношении России были вполне допустимы вероломство, неискренность, обман и даже преступления. Если раньше Германия ссылалась на необходимость борьбы с царизмом, то теперь — «с еврейским большевизмом». Суть дела от этого, однако, нисколько не менялась.
Российская (советская) сторона до конца, до самого момента немецкого нападения, а может быть, еще и много дней после него цеплялась за договор о ненападении, хотела верить, что вторжение в нашу страну может быть недоразумением, отдавала перед лицом устремившихся на нее танковых лавин странные приказы не поддаваться на провокации. В очередной раз Россию губила вера в немецких партнеров. Опыт прошлого не шел нам впрок. Похоже, однако, что наша политика никогда от этой веры и иллюзии так и не избавится. Во всяком случае, 22 июня 1941 г. мы поскользнулись на той же самой арбузной корке и на том же самом месте, что и во времена Бисмарков, кайзеров и прочих руководителей немецкой нации.
Предвидел ли Сталин неизбежность войны с Германией? Безусловно, да. Он не раз говорил об этом на политбюро и совещаниях с военными. Мог ли он питать иллюзии в отношении надежности немцев как партнеров? Безусловно, нет, учитывая его личный опыт как члена большевистского руководства, изведавшего позор Брест-Литовского мира и все перипетии Гражданской войны, включая действия германских интервентов под Псковом, на Украине и на Дону. Готовился ли он к войне с Германией? Опять, безусловно, да. Хотел ли он выиграть эту войну и провести ее на чужой территории? Конечно, да. Если бы не хотел и не вел соответствующей подготовки, то был бы преступником перед собственной страной и народом.
Любой генштаб, а тем более генштаб великой державы, должен планировать в случае нападения на страну скорейший переход в наступление и перенос военных действий на территорию противника. Он должен планировать свои действия так, чтобы за родину геройски умирали солдаты противника, а не свои собственные солдаты. Он должен вести свои действия так, чтобы лучше всего вообще не доводить дело до войны, а победить без единого выстрела умелым маневром, внесением разброда в ряды противника, чтобы враждебное государство сдалось без боя или рухнуло изнутри.
В этом и ответ всем, кто обвиняет во всех смертных грехах Советский Союз. Они перепевают, может быть, того не ведая по своей скудной грамотности, запущенные вскоре после начала войны тезисы гитлеровской пропаганды, будто Германия была вынуждена нанести упреждающий удар по России, которая изготовилась напасть на мирных и благопристойных немцев. То, что это утверждали немцы — не удивительно. Еще Бисмарк завещал, нападая на других, кричать, что только защищаешься. Так немцы всегда и делали.
Что до ошибок Сталина, то его подвела, прежде всего, вера в собственную непогрешимость и убеждение в том, что у СССР все же хватит времени, чтобы завершить подготовку к войне. Ему так хотелось надеяться на это, что он отказывался воспринимать вещи вполне очевидные, делать единственно возможные выводы из поступавшей к нему агентурной и иной информации. Известна его резолюция на записке наркома госбезопасности Меркулова, которой тот препровождал сообщение агента из Берлина, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время». Рукой Сталина на этой записке начертано: «т. Меркулов. Можете послать ваш «источник» к е… матери. Это не источник, а дезинформатор».
Эта самоуверенность в оценке международной обстановки, возможностей и намерений противника, впрочем, не столь уж необычна для нашей истории. Так что ошибка Сталина в каком-то смысле типична для нашего руководства. Во всяком случае, в истории он отнюдь не одинок.
Удар немцев 22 июня 1941 г. был неожиданным и сокрушительным. Отрицать это не имеет смысла. Сталин его не ждал, войска приказа о приведении в боевую готовность не имели. На Россию ринулось сразу 152 немецких и 29 румынских и финских дивизий с 4950 самолетами, 2800 танками, 47 000 орудиями и минометами — всего 5,5 млн чел. За их спиной стояла экономическая и военная мощь всей Европы, покоренной Гитлером. Красная армия, насчитывавшая в тот момент 4,6 млн чел. стремительно покатилась назад. Несмотря на отчаянный героизм наших солдат, над Советским Союзом уже через несколько месяцев нависла реальная угроза разгрома. Немецкие войска блокировали Ленинград, захватили огромные территории на западе страны и стояли всего в нескольких десятков километров от Москвы. Только ценой чрезвычайного напряжения сил в конце 1941 г. немцев удалось отбросить от Москвы, а зимой 1942–1943 гг., пережив летнюю трагедию окружений и отступлений на юге, разгромить немецкие войска под Сталинградом, что стало коренным переломом в войне.
Война с германским агрессором способствовала сплочению народа после тяжелых 1920-х и 1930-х гг. и его примирению с властью. Русская армия после периода неудач 1941 и 1942 гг. не в пример 1914–1917 гг. сумела взять инициативу в свои руки и практически в одиночку сломить Германию, что не могло не вызвать прилива патриотизма, национальной гордости и уверенности в будущем. Третьему рейху, развязавшему против нас войну с откровенной целью покончить с российским государством и колонизовать его территорию, не удалось ни добиться этой стратегической цели, ни уйти от поражения с помощью тайных переговоров или организации внутреннего конфликта в Советском Союзе. В 1945 г. рейх был поставлен на колени, а правители Германии даже не были допущены к выработке условий дальнейшей жизни и существования немцев. Немецкое командование безоговорочно капитулировало и сдало всю верховную власть над Германией в руки СССР и его западных союзников. Фиаско германской имперской политики было полным.
У нас принято подчеркивать, что это было фиаско только нацистской политики, как будто бы нацистская политика в корне отличалась от той, которую Германия проводила по нарастающей линии после своего объединения в 1871 г. Да, важной составной частью нацистской политики был животный антисемитизм и антибольшевизм, теория расовой исключительности и линия на искоренение славянских народов. За минусом этих составляющих восточная политика гитлеровской Германии, однако, немногим отличалась от политики ее предшественников. В Ялте, а затем в Потсдаме, как тогда казалось, этой политике был вынесен смертный приговор. Германия никогда больше не должна была угрожать своим соседям или сохранению мира во всем мире. Так постановили четыре великие державы.