Партизан: от долины смерти до горы Сион, 1939–1948

Арад Ицхак

Вместе с партизаном Васей, бывшим пленным, меня послали в штаб "Спартака" — взять пропагандистские листовки для распространения по селам. Штаб находился в 8 километрах от нашего лагеря. Рядом с тропой, по которой мы шли, соседствовал еврейский "семейный лагерь". Я проходил здесь не раз по пути на акцию по ликвидации телефонной линии и "экономическую акцию" в польском селе, но ни разу не сумел посетить лагерь. По возвращению из штаба, я сказал Васе, что у меня есть знакомые в этом лагере и я бы хотел их посетить. Я хотел увидеть лагерь и понять, как в нем живут евреи. У входа в лагерь не было никакой охраны. Дети стояли около жилых строений. В течение считанных минут собрались все двадцать пять жителей лагеря. Одежды людей были порваны и залатаны, дети ходили в лохмотьях, ноги их были обмотаны тряпками вместо обуви. Все их оружие было у двух людей — винтовка и пистолет.

Сказал, что я еврей из Свинцяна. Мы начали говорить по-русски, но затем перешли на идиш. В лагере шесть семей, все из городка Йоди. В лесу они уже более года. Их было 15 семей, но во время германской облавы осенью 1942 погибла половина людей. Отдельные семьи бежали из леса, искали убежища у крестьян, но те донесли на них, они были схвачены и расстреляны. Да и судьба тех, кто остался в живых после облавы, не улучшилась. Зимой 1942–1943 умерло несколько детей от болезней из-за отсутствия лекарств и врачебной помощи. Люди семейных лагерей страдали от нападений партизан, оставшихся в лесах после облавы, забиравших у них ту малость одежды и обуви, которая у них осталась. В последнее время положение их несколько улучшилось, открытые нападения почти прекратились. Самой большой трудностью был недостаток продовольствия. Единственной пищей была картошка. Штаб "Спартака" запретил им отбирать продовольствие у крестьян, и обещал обеспечить их продуктами. Обещание не выполнялось, но евреи-партизаны приносили им продукты по собственной инициативе. Я обещал им, что еврейские партизаны отряда Чапаева постараются им помочь с продовольствием. Я расстался с ними, испытывая горечь. Непонятно, как они могли существовать в труднейших условиях.

Вася, который в лагере помалкивал, вдруг сказал: "Эти жиды зря едят хлеб. В лесу есть место лишь для людей, которые воюют, а не для тех, кто сидит с женами и детьми и беспокоятся лишь о себе". Я спросил: что им делать и куда идти? "Пусть идут, куда хотят", — ответил Вася, — но из леса их надо выгнать". Я объяснил ему, что эти люди бежали от уничтожения, что мужчины борются за жизнь жен и детей. Вне леса их ожидает смерть. Всё это Васю не убедило. Он считал, что они мешают партизанам сражаться, что во время войны погибает множество людей, и нечего беспокоиться о нескольких еврейских семьях. Не было никакого смысла с ним спорить. Мог ли русский колхозник понять, что это такое — еврейская судьба — быть одинокими в бездне Катастрофы, какова важность в спасении каждого еврейского ребенка, когда идет массовое уничтожение нашего народа? Мы оба — партизаны, воюющие против общего врага, но существует пропасть между тем, что я хочу достичь в этой войне, и между его целью. Победа над нацистами без евреев, оставшихся в живых, не воспринималась мной, как победа. Его это вообще не интересовало, и вовсе не огорчало уничтожение евреев.

В отряде Чапаева ожидали прихода группы литовцев, которые были сброшены десантом в восточной Белоруссии с целью создать в лесах Кузиан базу, откуда начать боевые действия в Литве. В конце июня я был послан с еще двумя партизанами нести охрану проселочной дороги, ведущей в наш лагерь. Позиция наша был отдалена от лагеря на несколько километров. Задание было — встретить литовских десантников и привести их в лагерь.

Позиция наша была у опушки леса, рядом с дорогой, С позиции открывался кругозор на большую лесную поляну длиной с километр. На краю поляны был редкий лес. Проселочная дорога пересекала поляну. Мы несли охрану в течение дня. Ночью нас должна была сменить другая группа. После полудня из леса по ту сторону поляны вышли вооруженные люди, одетые вперемежку в военную форму и гражданскую одежду. Мы насчитали 12 человек. Они приблизились к нам, и мы увидели, что все они вооружены автоматами, пистолетами и гранатами. На расстоянии 100 метров от нас мы крикнули им остановиться и представиться. Это была группа литовских десантников, которую мы ждали.

Я привел их в лагерь, по дороге беседуя с командиром группы. Он спросил, откуда я. Когда я сказал, что из Свинцяна в Литве, он спросил, каково там положение, как относится местное литовское население к германской власти, есть ли признаки сопротивления этой власти. Я рассказал ему в нескольких словах о нашем подполье в гетто, и еврейском подполье в гетто Вильно, о литовском коммунисте, действующем в подпольной литовской коммунистической группе. Эта группа вызвала у него интерес, и он обменялся несколькими словами по-литовски с людьми своей группы. Он продолжал расспрашивать, что мне еще известно об этом человеке. Я рассказал ему, что во время поисков оружия мы вступили в контакт жителем Ново-Свинцяна Козловским, и от него узнали о деятельности коммунистического подполья. С приходом в лагерь я представил командира группы Сидякину и расстался с ними. Вечером меня вызвали к Сидякину. Рядом с ним сидел командир группы литовских десантников. Сидякин спросил меня, нет ли у меня желания перейти в литовскую группу, учитывая, что я житель Литвы, и командир группы просит присоединить меня к ним. Я все же немного колебался. Литовское подразделение произвело на меня впечатление по нескольким причинам. Это была десантная группа, отлично вооруженная, их военная выправка выгодно отличалась от вида отряда имени Чапаева. Отношение штаба отряда к нашим ребятам, которых послали добывать оружие, проявление антисемитизма в среде партизанского отряда, — все это толкало на то, чтобы принять предложение.

С другой стороны не было желания расставаться с товарищами, с которыми я прошел такой долгий путь в гетто и в лесу. Все же я чувствовал связь с отрядом имени Чапаева. Но, в конце концов, решил принять предложение. Ответил Сидякину, что если он и командир литовской десантной группы считают, что я могу принести пользу в войне против врага, как партизан в литовском подразделении, я готов туда перейти. В тот же вечер я распрощался с товарищами из отряда Чапаева и перешел в лагерь литовцев, который временно был сооружен рядом с лагерем чапаевцев.

14. На оперативном боевом задании литовского партизанского соединения «Жальгирис»

Литовское боевое соединение «Жальгирис» — «Грюнвальд» по-немецки, «Зеленое поле» по-русски, было так названо в честь места, где объединенная литовско-польская армия нанесла поражение «германским рыцарям» в 1410 году. Имя это поднимало боевой дух литовцев в противостоянии германцам, придавая их действиям историческое значение.

"Жальгирис", по сути, был первоначальным соединением советско-литовского партизанского движения. "Жальгирис" был организован в СССР, чтобы вести партизанскую борьбу в Литве. Первую группу литовско-советских партизан десантировали в тыл врага, в Литву, еще в марте 1942, но немцы ее уничтожили в достаточно короткий срок. Штаб движения был создан в СССР в ноябре 1942, во главе с секретарем коммунистической партии Литвы Снечкусом. В штабе было решено послать литовское спецподразделение в оккупированную Литву с целью развернуть там партизанское движение. В литовской дивизии № 16 Красной армии было создано это спецподразделение, в которой прошли обучение те, кто должен был быть послан в Литву. После первой неудачной попытки решили на этот раз послать в тыл врага белорусских партизан — основать лагеря в западной Белоруссии, и оттуда начать действовать на территории Литвы. Леса Нарочь и Кузиан были выбраны штабом литовских партизан для баз, откуда будут вестись боевые действия.

В апреле-мае 1943 переведено было через фронт в германский тыл несколько десятков литовских партизан. Они перебрасывались планерами, прикрепленными к транспортным самолетам, на партизанский аэродром в восточной Белоруссии, в районе Бигомел. Командиром группы был Шумаускас, подпольная кличка которого — "Казимир", заместителем его — Зиман по кличке "Юргис". Зиман был евреем. Бойцы отряда в прошлом были активными коммунистами и работали в учреждениях советской власти Литвы. Из Бигомела десатники просочились небольшими группами в леса Кузиан, пройдя более двухсот километров.

"Жальгирис", куда я был переведен, соорудил временный лагерь рядом с лагерем отряда имени Чапаева. Я был первым местным, присоединившимся к советско-литовским партизанам, и члены группы, все прибывшие из Советского Союза, отнеслись ко мне дружески. Через некоторое время из Бигомела пришла еще одна группа, включавшая Шумаускаса и Зимана. С их приходом начались боевые и "экономические" акции.

В начале июля я и еще двое партизан были посланы в район Ново-Свинцяна. Один из моих спутников был в прошлом секретарем коммунистической партии в Ново-Свинцяне, второй — там же, начальником милиции. Мы должны были установить связь с бывшими коммунистическими активистами в селах округи, добыть новости о том, что там происходит и заняться созданием подпольной ячейки, действующей против немцев. Мне было дано задание войти в Ново-Свинцян, и связаться с Козловским, а с его помощью выйти на подпольную коммунистическую группу, о которой я рассказал командиру "Жальгириса" Зейцасу. Командованию "Жальгириса" необходимо было связаться с подпольными коммунистическими ячейками в Литве, чтобы их задействовать и доказать властям Советского Союза, что не все литовцы сотрудничают с немцами. Я также должен был пойти в дом бывшего милицейского активиста, который скрывался в Ново-Свинцяне, и предложить ему, от имени бывшего его начальника, присоединиться к партизанам.

С нами из лагеря вышло еще четверо партизан. Трое из них посланы были в район Ойтяна. Четвертый, с аппаратом связи, должен был идти в Ковно, бывшую столицу Литвы, и заниматься там разведкой. В районе Ново-Свинцяна мы расстались с четверкой и вошли в лес, в нескольких километрах от Ново-Свинцяна. Днем скрывались в лесу, ночью наносили визиты в дома тех, кто поддерживал советскую власть и которых мои спутники знали в прошлом, чтобы побудить их вести активную борьбу против немцев и сотрудничать с партизанами. Благодаря этим встречам мы узнали, что происходит в округе, каково настроение местных жителей. Выяснилось, что часть бывших активистов советской власти сменила шкуры, и сотрудничала с немцами. В противовес им, другие радовались нашему приходу и выразили желание участвовать в действиях против немцев и помогать партизанам. Были и смешные случаи. Сонный крестьянин открыл двери ночью и перед ним предстали партийный секретарь и начальник милиции, которые бежали в Советский Союз два года назад. Люди протирали глаза от неожиданности, им казалось, что они еще не проснулись. Им понадобилось некоторое время, чтобы понять, что это не сон, а реальность.