Партизаны полной Луны
Шрифт:
Он проехал дальше, оставил машину на обочине, погасил огни. Повязал голову банданой, чтобы не светить в темноте белыми волосами. И пошел, почти не скрываясь. Новые сапоги оказались удобными, а главное — бесшумными. Впрочем, водитель патрульной машины и так ничего не заметил. И уже больше ничего не заметит. Игорь скользнул внутрь, прикрыл дверцу. Водитель, получив удар в висок, свесился на руль. Игорь взял его за короткий ёжик волос, откинул голову назад. Это был мужик лет тридцати, так себе огонек, чадящий. Жив. Это хорошо. Игорь терпеть не мог потреблять умирающих. Он надкусил горло в один прием, точно попав зубом на артерию, и стал пить. Одного — мало, этот пойдет на восстановление сил после травмы. Ну ничего, их там ещё пяток.
Снова отдалась под черепом
И — откуда-то из самого нутра пришло, ужаснув на миг самого Игоря: "Это МОЯ добыча…"
Нет. Нет. Конечно же, нет. Он не собирается потреблять этого парня. Ещё тогда, бросая голову Милены в Днепр, он решил, что поможет нежданному партнеру выжить и бежать — не в благодарность за спасение жизни, которая давно стала никчемной и мерзкой, и даже не ради тех секунд, что купила ему очередь террориста, дав избавить Милену от мук — а потому что любой, кто так артистически вставляет системе шпилю в зад, вправе рассчитывать на его, Игоря Искренникова, горячую поддержку. По меньшей мере — в ближайшие сутки. И ещё потому, что в парне угадывался собрат по ремеслу: как чистенько и непринужденно он на скорости поставил свою "селянку" на два колеса, объезжая преграду по узенькой дорожке! Какой показал "полицейский разворот"!
Он вытащил моторовца[14] из машины и отволок в кусты. Ах, хороший город Днепр. Зелёный город. Сэр, вас когда-нибудь раздевал мужчина?
Времени было мало. На детали тратить некогда. Ковбойские сапожки не очень идут к моторовской куртке и шлему, но вряд ли кто успеет приглядеться. Теперь нам нужен ещё один комплект — потому что раздевать кого-то на месте будет некогда, успеть бы одеть террориста.
Он нюхал ночь, смотрел ночь, слушал ночь, вбирал её в себя всеми порами, чтобы не ошибиться — а вдруг им придали варка из "Омеги"? Это было бы… некстати. Нет, нет, в наряде одни люди… А значит, это — часть "Перехвата", они просто прочесывали все мотели подряд, и решили — правильно! — брать террориста, пока он один. А ещё они решили — и неправильно! — что Игорь не вернется, а значит можно обойтись без подкрепления.
Это нам обидно. Или подкрепление уже вызвали и дожидаются?
А там, наверху, напряжение потихоньку, по шажку в секунду сменялось яростью…
Еще один стоял возле въезда в гараж. Внаглую курил на посту, перебивая сигаретой вкус и запах рабочего допинга — страшная все-таки гадость, Игорь когда-то попробовал и бросил, ему самому хватало адреналина. Моторовцу все было ясно: один объект сбежал и теперь не их забота, второго взяли, сейчас обколют, допросят — и можно ехать домой. Но домой он так и не попал, а попал в кусты. Разросшийся шиповник, романтичнейшее место. Второй моторовец оказался таким же, как его дешевая сигарета, — тлел, чадил и сыпал пеплом. Но Игоря наконец отпустило чувство сосущего голода. Он был теперь в полной боевой форме. А моторовец — не в полной: его куртку и брюки Игорь зажал под мышкой, один пистолет взял в руку, второй оставил в кобуре. А теперь — вперед. Легко и спокойно, прекрасно чувствуя и медиков, дымящих с водителем у санитарной машины над ещё одним моторовцем, который уже никуда не торопился — ба, да террорист им не дался так просто, даром что еле дышал! — и четверых в комнате, и ещё четверо прочесывают окрестности — и молятся всем богам, чтобы никого не найти! Он взбежал по той самой лестнице, по которой утром еле-еле с помощью террориста всполз на четвереньках. То, что хлестало из сорванной с петель двери, забирало покрепче, чем экстази. Человек услышал бы только однообразный рык: "Где второй? Где второй, сука, я спрашиваю?" — да глухие стоны в ответ. Игорь слышал симфонию. Патетическую, бля. Ярость, теперь уже только ярость без всякой примеси целеполагания, самодостаточная, сочная, ощущаемая всей поверхностью нёба, боль, страх, ошеломление. Он шагнул в дверной проем (или, точнее, пролом), переступил через раздолбанную в щепки кровать и застал следующую мизансцену. Террорист
Сержант повторил поднадоевший Игорю вопрос.
— Возражаю, — сказал Искренников спокойно. — Я не второй, я первый.
Это было уже слишком, но удержаться он не смог. Конечно, лучше всего прикончить их так, чтобы они даже не поняли, что с ними случилось, но слишком сильно пахло болью в этой комнате. Ну ладно, я варк. Но вы-то почему?..
Первую изумленно раскрытую пасть он закрыл ударом снизу, с носка. Шея хрустнула, как пластиковый стаканчик. Сержант успел поднять автомат — Игорь вывернул ему руку и, ломая его пальцы о предохранительную скобу, швырнул обезоруженного палача на его помощника. Игорь не хотел стрелять. Пока.
Раненого и избитого террориста хватило на то, чтобы откатиться под батарею и не путаться под ногами.
Чутье играло свои шутки — Игорь знал, что кровь у всех пахнет совершенно одинаково. Но для варков на чисто физический запах крови накладывается ещё что-то, насквозь нематериальное. И даже сейчас, на подъеме, который раньше он назвал бы адреналиновым, он чуял целый букет: грубый, отдающий чем-то тяжелым и маслянистым запах моторовцев перебивался чистым ароматом. Как будто на унылой закопченной стене котельной кто-то нарисовал яркий белый завиток кельтского узора.
Игорь пнул ещё трепыхавшегося сержанта в угол, где тот и затих, и приподнял террориста. Тот дёрнулся было, но Игорь почти пропел:
— Спокойно… Сейчас снимем с тебя эти наручники… — разбираться с сержантской карточкой и кодом не было никакого времени, террорист это понял в своём тумане, выгнулся, натягивая короткую цепь. Игорь прижал её к полу стволом, выстрелил. Боевик дёрнулся и очень некстати оплыл. — Эй, не расслабляться! Прошу футболочку… — попутно он всунул руку раненого в рукав, тот только зубами скрипнул. — Теперь курточку… та-ак… Шлемчик… А теперь встаём…
— Оружие… — выдавил тот.
— Сейчас-сейчас… — Игорь вытянул из-под кровати сумку, из которой торчал тубус, за рукоять кинул туда нож — тонкое лезвие леденяще сверкнуло серебром; подобрал тяжелый револьвер, "Питон-357", сунул его террористу за пояс. — Мы сильно нашумели?
Раненый посмотрел на него совершенно безумными глазами. Игорь вслушался в ночь — ага, бегут сюда. Все бегут сюда. Ах, ну да — они же все слышали через ларингофоны.
— Понял. Готовься, сейчас пошумим ещё сильнее. Знаешь что, приляг.
Он поднял сержанта, надкусил артерию и, набрав полный рот крови, вышвырнул тело в окно, снося стекла и жалюзи. Швырнул туда же сумку с оружием. Потом склонился над террористом и выплюнул всю кровь ему в лицо. Хватанул ещё из натекшей лужицы и влепил себе по физиономии. Поднял автомат и стриганул очередью по стенам, истошно вопя. И, наконец, повалился на колени рядом с террористом, весь залитый чужой кровью. Поднял его на руки и, пошатываясь, спустился по лестнице. Сел на пол в гараже, прижав террориста к себе. Оба были так уделаны — родная мама не узнает, не то что сослуживцы.
Четверо моторовцев прогрохотали мимо них башмаками, последний задержался, чтобы спросить:
— Кто это был? Старший?
Игорь закивал, сипя и показывая на горло — мол, не могу говорить.
— В машину оба! Помочь?
Игорь так же энергично замотал головой, поднялся, вздёрнул на ноги террориста. Тот не мог перебирать ногами, и Игорь, подсев, взвалил его на плечо.
Белый кельтский узор потёк вьюжными завитками по асфальту. В воздухе пахло грядущим дождём, небо затрещало разрывом молнии. Это будет хорошо, если начнется ливень, это будет замечательно — снитчам в грозу много хуже, чем людям. Если повезет, можно и оторваться.