Партизаны. Книга 2. Сыновья уходят в бой
Шрифт:
День встает из-за Березины. Странно, что солнце отрывается не от черты горизонта, а намного выше, оно будто из тумана рождается. Все больше наливается яркостью. Интересно посмотреть на реку – Толя приподнялся. Ожидал увидеть отраженный в воде красный круг солнца. Но увидел огненный столб. Солнце висит над этим опущенным в глубину столбом. Как громадная точка перевернутого пылающего восклицательного знака!
– Ложитесь там, – недовольно сказал Пилатов.
– Волнуется парень, – говорит Светозаров.
– Да что они вяжутся!
–
– Там деревня, – сразу оживился Застенчиков, – сходить пилы, топоры взять.
– И порубать, – понял его Головченя.
– Всем принесем, – отозвался Застенчиков.
Пилатов соглашается:
– Так, вы вдвоем… Еще кто?
И смотрит на Толю. Как бы случайно.
– Ладно, и ты.
Вроде и на дело посылает, но и Пилатов и Толя знают – подальше от засады.
Деревенька, куда спустились, пробившись сквозь густой кустарник, очень какая-то старая, замшелая. Тут уже есть партизаны из других отрядов. Застенчиков, который очень оживился, как только попал в деревню, куда-то убежал. Толя ходит с Бобком. Входя в хату, старик начинает издалека: Березина, рыбка («На реке и не рыбаки?»), немцы («Пароходы? Смотри ты!»). Потом:
– Пила у тебя, отец, далеко? И топор?
«Отец» (он лет на двадцать моложе Бобка, хотя и зарос по глаза) начинает прикидывать:
– Пила? Зачем вам, хлопчики? Вы же не принесете, хлопчики. Может, я сам сделаю, что надо?
– Ш-ш-ш, – будто струей воды обдает его молчавшая до этого жена.
Дядька идет в сени, вытаскивает пилу. Не очень веря, спрашивает на всякий случай:
– Принесете, хлопчики?
Выйдешь на улицу, и сразу промелькнет перед глазами грязно-серое крыло плаща Застенчикова: просто летает из двора во двор. И кажется, что все время облизывается. Проносясь мимо, сует Толе, Бобку лишний преснак, горшочек со сметаной.
– Попал в хорошее место, – говорит Бобок. Вид у него, да и у Толи – для кино. Перепоясан пилой, за спиной два топора, винтовка сползает с плеча, а руки заняты – хлеб, преснаки, горшок со сметаной…
Пробирались через сосняк к своим. Застенчиков заметил первый:
– Смотри!
Над рекой плывут низкие дождевые тучи. Но не в них тревога, гроза, радость, а в тоненькой полоске дыма, поднимающейся к тучам. Пароход!
Бобок вдруг заспешил:
– Черт, поесть надо.
Попробовал лизнуть сметаны из своего горшочка – не достал, только бульбину-нос да щетину на подбородке измазал. Потянулся губами, веселыми глазами к Толиным рукам.
– Дай из твоего.
– Да вы что, тронулись? – нервничает Застенчиков, посматривая на далекий дымок.
– Сам нализался, – говорит Бобок, – ну-ка, Толя.
Дико, и смешно, и весело: пароход, немцы, засада, а Толя и Бобок угощают друг друга сметаной, преснаками. Застенчиков из себя выходит.
Завтрак хлопцы мигом расхватали.
А
– Успеют ли поставить?
– Дурак он – на твою мину лезть.
Позавтракали, а за это время и пароход стал виден. Он все тучнеет. Идет медленно, тяжело волочит за собой хвост дыма. А сзади, на воде, еще что-то.
– Из Румынии возят, – говорит Пилатов, – нефть, бензин.
Задание из Москвы, бензин из Румынии – это уже тебе не местный гарнизон. И так хорошо знать, что ты в этом, в таком участвуешь!
Пароход вдруг взревел. Громко, беззаботно. И сразу ушла беспокоившая мысль, что он может повернуть назад. Вот черный буксир уже не виден за высоким берегом, осталась лишь длинная наливная баржа, но и она ушла под берег, и только волочащийся столб дыма показывает, где пароход. И тут… Эхо широко, свободно понеслось над рекой: отдельных выстрелов не слышно – рев. Показался нос парохода-буксира, поворачивающего, уходящего к середине реки, но тут же из-за высокого берега мягко, легко вскинулся к небу дымный ком, голубоватый, с красной сердцевиной. Глухо, как от удивления, ахнула речная даль.
Столб дыма, сразу скрывший от глаз буксир, темнел, вырастал, он подпер низкие тучи и стал расползаться под ними, как под потолком.
– А ну с пилами, давай столбы! – скомандовал Пилатов.
Быстро рубили, спиливали столбы, перекручивали провода – все это весело, с почти детской злостью: «Вот вам, распутывайте теперь».
VI
Отходили отряды с шумом. Где-то левее началась стрельба. Это ильюшенковцы немецкий гарнизон громят. Митьковцы мост взорвали. У каждого отряда – своя работа.
И болото и дорога через обгоревшие холмы не показались теперь такими трудными.
– В конюшню и коню весело бежится, – объяснил Бобок.
Отдыхали в солнечном березовом лесу. Варили мясо (захватили в гарнизоне коров). Только поднялись, посвежевшие, веселые, как появились трое конных. Ищут командование. Новость, которую они бросили на ходу, остановила людей.
– Фому убили!
– Братушку? – будто не сразу поняв, крикнул «моряк» и бросился вслед за разведчиком.
Ефимова! Трудно даже поверить: такого сильного, веселого, далекого от смерти. С ним всегда ходил Алексей…
Одного разведчика Зарубин остановил. Толя тоже побежал. Почему они дают Толе дорогу, почему смотрят так? Толя готов остановиться, не идти дальше, но они смотрят.
– Ранен, ранен. – Молокович дергает Толю за рукав. Значит, правда, значит, Алексей…
– Твой брат? – спрашивает маленький в немецком мундире разведчик. Это Волжак. Смотрит на Толю, заговорил с Толей потому, что это его брат ранен: – Живой, в спину, в плечо. А Фому всего… Глаза выкололи… Вышли хлопцы из деревни, а тут машины из-за горки. Они бежать к лесу. Два километра – не убежишь. Скоро подъедут, тихоновцы подобрали.