Партизаны
Шрифт:
– Приехали, – сказал он, – в том смысле, что на нашем транспорте дальше двигаться невозможно.
Майор обошел машину, повторил те же слова сидевшим в кузове и скрылся в снежной пелене.
Через несколько минут послышался шум мотора. К грузовику подъехало странное сооружение, некогда, по-видимому, бывшее грузовиком, только очень маленьким. Кузов, кабина и боковые борта у него отсутствовали. Рядом с водителем восседал майор.
Меховая шапка, натянутая До бровей, роскошные борода и усы, а также солнцезащитные очки не оставляли для обозрения ни одной части лица шофера. Он был облачен в теплую английскую шерстяную шинель.
–
– Вы предполагали встретить здесь вашего друга? – удивилась Зарина. – Это запланированная встреча?
– С точностью до минуты. Я был бы никудышным проводником, если бы не рассчитал все заранее.
– А наш грузовик? – поинтересовался Джакомо. – Вы собираетесь бросить его тут?
– Конечно.
– А я уж было решил, что вы по привычке устроите ему небольшое купание...
– Зачем терять время? Кроме того, машина может еще нам понадобиться. Правда, наш друг майор Киприано уже знает о ней.
– Как он мог об этом узнать?
– Вы хотели спросить, как он мог не знать этого? Тот, кто пригласил майора навестить нас в отеле «Еден», наверняка подробно рассказал и о нашем путешествии, начиная с того момента, когда мы покинули палубу торпедного катера, по рации или лично в одном из гостиничных номеров, не имеет значения. Последний дорожный пост в Потоци даже не попросил предъявить пропуск, и патруль пропустил нашу машину. Значит, у сол дат было ее детальное описание. Сделав так, они исполнили чей-то приказ. Давайте скорее грузить вещи, холодает.
Слова Петерсена соответствовали действительности. Юго-восточный ветер, почти не ощущавшийся на равнинной дороге, мог стать серьезным препятствием здесь, в горах. Пурга становилась все сильнее. Теперь было понятно, что очки, скрывавшие лицо водителя, не столько защищали от солнца, сколько от снега. Пассажиры и багаж были погружены на «телегу» в рекордно короткие сроки. Взревел мотор, и драндулет двинулся вверх по ущелью.
Пятеро мужчин, шедшие пешком, были подобраны им минут через пятнадцать. Колеса нелепой машины то подпрыгивали на ухабах, то еле крутились в глубоком снегу. Езда «верхом» была немногим быстрей и комфортней передвижения пешком. Когда «телега» Доменика застыла возле ветхой хибары, видимо, претендовавшей на звание гаража, никто из путников не сожалел о том, что поездка закончилась. Внутри хибары уже укрывались от снега и ветра девушки. Лоррейн и Зарина были не одни – вместе с ними находились трое юношей, почти мальчиков, одетых в полувоенную форму. Около них смирно стояли пять низкорослых коренастых лошадок.
– Господи, где мы? – завидев Петерсена, воскликнула Зарина.
– Понятное дело, дома, – отозвался майор. – Вернее, еще час-полтора приятной конной прогулки – и мы будем дома. Это гора Прендж. Если быть точным, горный массив. Неретва опоясывает его с трех сторон, что делает место идеальным для обороны. Реку пересекают всего два моста: один – к северо-западу от Яблоницы, второй – к северо-востоку от Конжика. Отсюда удобно охранять оба моста. А с юго-востока нет никакой угрозы...
– Вы сказали что-то о приятной конной прогулке. Ваши лошади – они идут рысцой или галопом? Я не люблю лошадей...
– Это не лошади, а пони, которые идут не рысцой и не галопом, а шагом. Они достаточно
– Не уверена, что мне понравится восхождение.
– Зато, не сомневаюсь, вас очарует вид.
Ни то, ни другое Зарине явно не нравилось. Подъем, хотя и не слишком крутой, оказался трудным. Вид, и впрямь замечательный, вызывал у нее нечто среднее между восхищенным страхом и парализующим ужасом. Тропа, шедшая по краю отвесного склона, похожего на обрыв, была шириной около двух метров, а иногда становилась значительно уже. Она поднималась невысокими террасами, каждая из которых казалась бесконечной. Дно ущелья, едва различимое сквозь пургу, все больше напоминало грязно-серую нить.
На двух пони ехали только две девушки, еще три несли на себе поклажу. Внезапно Зарина соскочила с седла и вцепилась в руку Джакомо, словно тот был ее последней надеждой. Петерсен, шагавший рядом с пони Зарины, произнес:
– Кажется, вы не испытываете от прогулки ни малейшего удовольствия.
– Удовольствие? От этого?! – трясущимися от страха губами пробормотала Зарина. – Там, в отеле, я сказала, что не трусиха. Нет, я трусиха, трусиха! Мне ужасно страшно. Я все время твержу себе, что бояться нечего, но все равно боюсь!
– Вы не трусиха, – констатировал Петерсен, – Это у вас осталось с детства.
– Что?
– Боязнь высоты. Бывает, даже отчаянные храбрецы, самые бесстрашные солдаты испытывают боязнь высоты. Я знаю многих отважных людей, которые бледнеют, глядя в иллюминаторы самолета.
– Да! Да! Вам это тоже знакомо?
– Лично мне – нет. Но я часто наблюдал, как это испытывали другие. Головокружение, холод в желудке, комок в горле... А вы, наверное, думаете, что пони ощущает то же самое. Верно?
Зарина беззвучно кивнула.
Петерсен хотел добавить, что ей было бы лучше оставаться в Каире, чем страдать от вертиго [11] в югославских горах, но в последний момент сдержался. Вместо этого он взял под узцы пони Зарины.
– Эти лошадки в местных условиях – самый надежный транспорт, – сказал майор. – Они чрезвычайно устойчивы, крепки и выносливы. Но даже если у вашего пони закружится голова – чего, кстати, с ними никогда не случается – я тут с краю. Если начнете падать – успею поймать вас. Не могу предложить вам расслабиться и успокоиться – было бы глупо сейчас – скажу одно: через пятнадцать – двадцать минут вы почувствуете себя значительно лучше.
11
Высотобоязнь (лат.).
– Мы отойдем от этой ужасной пропасти? – продолжая дрожать, спросила Зарина.
– Угу, – Петерсен знал, что скоро стемнеет и она не сможет разглядеть дно ущелья.
Процессия достигла лагеря четников, когда темнота полностью окутала горы. Разумеется, в высокогорье не было линии электропередач. В большинстве многочисленных палаток и хижин, тесно лепившихся друг к другу, тускло мерцали огоньки свечек и керосиновых ламп. Единственный имеющийся в наличии маленький генератор предназначался для нужд высших офицерских чинов и штабных. Но метрах в трехстах от основного лагеря, на непривычно пологом для этой местности склоне возвышалась сравнительно большая изба. Из двух окон ее лился на удивление яркий электрический свет.