Партизаны
Шрифт:
Кубдя посмотрел на две темные глыбы мяса - Соломиных и Селезнева - и ему стало как-то не по себе.
– Жалко землю, что ли?
– спросил он резко.
– Землю, парень, зря бросать нельзя. Нужно знать, когда ее бросить... твердо сказал Селезнев.
– Ну и любить-то ее больно не за што!
– От бога заказано землю любить.
– Не ври!.. Бог-то в наказанье ее людям дал, - прокричал Беспалый, трудитесь, мол, мать вашу так!
Селезнев упрямо повторил:
– Ты, Беспалый, не ерепенься. Может бог-то и неправильно
– Ну?..
Селезнев взял уголек и закурил.
– У меня, Кубдя, в голове муть...
– Поляков жалко?
– Не-е... Человека - что его, его всегда сделать можно. Человек - пыль. А вот не закреплены мы здесь.
– Кем?
– Хресьянами.
Кубдя озлился, сердито швыркая носом, он наклонился над котелком и помешал ложкой.
– На кой мне шут оно?
– Без этого нельзя.
Кубдя взглянул в его неподвижные, ушедшие в волос глаза и словно подавился.
– Что я поп, что, ли?
– Може больше...
– А иди ты.
– Надо, паре, в сердце жить. Смотреть, понял?
– А что я зря ушел? Граблю я?..
Говорили они медленно, с усилиями. Мозги, не привыкшие к сторонней, не связанной с хозяйством, мысли, слушались плохо и каждая мысль вытаскивалась наружу с болью, с мясом изнутри, как вытаскивают крючок из глотки попавшейся рыбы.
Беспалых в нижнем белье, белый, похожий на спичку с желтенькой головкой, бил в штанах вшей и что-то тихонько насвистывал. Кубдя указал на него рукой и сказал:
– Вот - живет и ничья!.. А ты, Антон Семеныч, мучиешься. От дому-то не легко оторваться тебе.
– Десять домов нажить можно, кабы время будет...
– Ну?..
– А вот не знаю, што...
Селезнев неловко поднялся, словно карабкаясь из тины, и пошел в темноту.
– Куда ты?
– спросил его Кубдя.
– А так... вы спите, я приду сейчас.
Соломиных сожалевающе проговорил:
– Смутно мужику-то.
– Не вникну я в него.
– У те душа городская. Не зря ты там года пропадал.
Соломиных достал ложки и начал резать хлеб.
– Теперь к нам народ повалит, - сказал он, стукая ножом по хлебной корке.
– Откуда?
– спросил Горбулин.
– Таков обычай. Увидят, что за дело как следует взялись.
Беспалых, натягивая штаны, вставил:
– А по-моему - возьмут берданки, переловят нас да и в город. А у меня, паре, седин и вшей у-у!..
– С перепугу.
– Должно, с перепугу.
VII.
В ближайшие дни после избиения поляков, отряд стал пополняться. Ехали, в большинстве из соседних с Улею деревень, боясь мести из города, такие приезжали вместе со скарбом, с женами и ребятами. Но были из дальних деревень почти все солдаты германской войны, они приходили в пешую, с котомками и с берданками, у некоторых были даже винтовки.
Становище перенесли глубже в чернь, к Лудяной горе и здесь разбили палатки. Уже было около полусотни человек.
Встретившись
– Начальника надо выбирать.
Кубдя словно вытянулся в эти дни, углы рта опустились, а может быть придавал ему другой вид и прицепленный к поясу револьвер, снятый с убитого поляка. Кубдя согласился и на паужен назначили собрание.
Кубдя влез на телегу, мужики сели на траву и закурили. Кубдя хотел говорить стоя, но раздумал и только снял картуз.
Среди пяти-шести телег, накрытых для затина кедровыми лапами, бродил белобрюхий щенок, из тайги пахло смолой и, казалось, приехали мужики на сенокос или на сбор ореха. Позади всех стоял на коленках Беспалых и улыбался маленьким, как наперсток, ртом. Ему было приятно, что теперь они не одни и что с таким уважением слушают все Кубдю. Кубдя говорил:
– Товарищи!.. Собрались мы сюда известно зачем, вам рассказывать не к чему. Никто никого не гнал, по доброй воле... А только против одного: не надо нам колчаковского старорежимного правления, желаем свою крестьянскую власть. Что мы - волки, всякого охотника бояться? У самих сила есть, а кроме - идет из-за Урала советская армия. Нужно продержаться, а там как уж получится видно будет. Та-ак... А теперь нужно выбрать начальника, потому овца и та своего козла имеет, чтобы водить.
Мужики захохотали.
– Думал я, думал, - продолжал Кубдя, - ну, кроме одного человека, никого у нас нет. А так как надо назначать кандидатов, то мой голос за Антона Семеновича Селезнева.
– А мой за Кубдю, - сказал Беспалых.
Кто-то еще сказал Соломиных. Соломиных прогудел:
– Куда уж мне? Я с бабой-то едва справляюсь.
Долго мужики галдели как на сходке. Начали поднимать руки. Большинство было за Селезнева. Селезнев густо покраснел. Беспалых сказал:
– Борода загорится.
– Мотри, паря, - добродушно рассмеялся Селезнев, - я теперь начальник.
Но вдруг сжал губы и быстро пошел меж возами к реке.
– Куда он?
– спросил Кубдя.
Соломиных посмотрел на идущего по березняку Селезнева и ответил:
– Медвежья душа у человека, никак своей тропы не найдет.
Под вечер в лагерь пришел учитель из Улеи Кобелев-Малишевский. Он поздоровался со всеми мужиками за руку и сел рядом с Кубдей.
– А я, ведь, к вам, - сказал он неожиданно для себя.
Когда он шел, он думал только взглянуть на лагерь и уйти. Кубдя посмотрел на его так вытянутую вперед голову, словно его хотели сейчас зарезать, напряженную улыбку и сказал:
– Милости просим.
Селезнев увидал учителя и обрадовался.
– Вас-то ведь нам и надо, Николай Осипович.
Учитель улыбнулся еще напряженнее.
– Приказ надо написать. А грамотного человека нету.
– Какой приказ?
– спросил Кубдя.
– А вот, что отряд действует и пусть идут кому надо. А наберется больше мобилизуем округу.