Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита
Шрифт:
Но вот и Токмаков переулок, дом 2/28, кв.2. Дом, понятно, угловой. Был он расположен на пересечении вышеозначенного переулка и улицы Карла Маркса, в постсоветские времена вернувшейся к старому названию – «Старая Басманная». Извините уж за невольный каламбур.
До революции это унылое четырёх- или пятиэтажное строение из красного кирпича представляло собой скорей всего доходный дом, где проживали преимущественно состоятельные мещане – каждой семье по серьге, то есть по отдельной, обширной квартире. Но вот настали новые времена – со Швондерами и Шариковыми, и состоятельному мещанству пришлось делиться… квадратными метрами. Зачастую со всякой человеческой швалью. На момент описываемых мною событий в квартире, где в двух комнатах из шести проживали родные моей мамы, обретались ещё три семьи. Я прекрасно помню всех жильцов этого полуподвала, чьи окна, выходившие
Не стану особенно вдаваться в подробности относительно уже упомянутых обитателей квартиры по указанному выше адресу, скажу лишь о некой Рае, матери – одиночке, работавшей уборщицей, если не ошибаюсь, в какой-то библиотеке. В комнатке, где она проживала с сыном Лёшей, было весьма много старых, потрёпанных книг, вероятно, давно списанных. Несколько из этих книг, не помню уж каким образом, попало в мои руки. Автором одной книги была прозаик Лидия Сейфуллина, автора другой я долгое время никак не мог установить, так как обложка и титульный лист у неё отсутствовали. Но именно эту книгу (с картинками) я впоследствии прочёл с большим интересом – она была про Лермонтова и очень интересно написана. Произведение начиналось (цитирую по памяти) с «непременного желания Машеньки» выйти замуж за красавца Юрия Лермонтова и заканчивалась роковой дуэлью у подножия Машука в Пятигорске. Впоследствии на месте этого злосчастного поединка мне приходилось неоднократно бывать. Признаться, мне очень не понравилась безвкусная помпезность, увековечивающая трагическое событие, случившееся в июле 1841 года. Как тут не вспомнить могилу Суворова в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге и архи красноречивую, лаконичную надпись на надгробной плите, надпись, сочинённую Гавриилом Державиным и одобренную самим великим полководцем: “Здесь лежит Суворов”. Будь моя воля, я установил бы на месте дуэли великого русского поэта скромный обелиск с такой вот надписью на нём: “Здесь был убит Лермонтов!”. Имя автора книги я узнал через несколько лет – им был несравненный Ираклий Андроников.
Квартира на Курбатовском переулке оказалась совершенно непригодной для проживания, но о приведении её в порядок сразу же после нашего возвращения в Москву не могло быть и речи – прежде всего требовалось решить первостепенные жизненные проблемы, именно: восстановить московскую прописку и получить продуктовые карточки. Маме надо было подумать и об устройстве на работу – не висеть же на иждивении родственников. Так что у бабушки на Разгуляе мы прожили около года, а, может быть, и больше. Во всяком случае прекрасно помню, что к сентябрю 1944 года наша квартира на Курбатовском не была ещё приведена в порядок и в школу мне приходилось ездить на трамвае по маршруту Разгуляй – Красная Пресня. Но о школе в следующем разделе.
Постепенно московская жизнь стала налаживаться. Прописка была восстановлена, продуктовые карточки получены, мама устроилась на работу, квартира на Курбатовском обустраивалась, а вшам, обитавшим в волосах моей головы, объявлена беспощадная война. Увы, во время войны население страны здорово обовшивело. Оно и понятно – с мылом всё время были проблемы, как и с горячей водою. Далеко не всегда удавалось как следует помыться.
Поначалу наступления на зловредных насекомых велись с помощью частого гребня и ногтей на больших пальцах рук. Инициатором атак на шестиногих паразитов была тётя Фаня, первенец дедушки и бабушки с материнской стороны. Очередное наступление на зловредных насекомых начиналось её словами – «Ну что, мисселе – писселе, займёмся фрицами?!». «Фрицами», естественно, именовались в данном случае кровопийцы – вши.
– Займёмся! – охотно соглашался я, после чего начиналась своего рода зачистка территории, иными словами, вычёсывание из моих волос «окопавшихся» в них паразитов. Далее зловредных насекомых, вынужденных покинуть свои позиции и оказавшихся в поле нашего зрения, уничтожали старым дедовским способом, описанным, к примеру, Гёте в его «Фаусте»: «А мы, посмей кусаться, прищёлкнем, и конец!». Впрочем, у старика Иоганна, великого фрица земли германской, речь шла вообще-то о блохах, но это уже детали.
Первые попытки окончательно и бесповоротно разобраться с шестиногими оккупантами волосяного покрова моей суверенной головы производились с помощью обычной банной помывки – во время семейного похода в ближайшее помывочное заведение, баню, иными ловами. Однако больших успехов в ходе неоднократных “банных наступлений” на зловредного противника достигнуто не было, вследствие чего позиционная война в области моей головы грозила затянуться надолго. Требовались радикальные меры, поэтому на семейном военном совете было принято решение нанести врагу сокрушительный сталинский удар. С этой целью была осуществлена первоначальная и кардинальная зачистка территории, на которой окопался зловредный противник. Потом меня отвели в ближайшую парикмахерскую, где остригли наголо. В ходе этой войсковой операции мне было очень стыдно. Нет-нет, я не порывался бежать с поля боя – с поля боя бежали вши, обнаруженные, естественно, стригшей меня парикмахершей. Всего было зафиксировано восемь или девять боевых единиц противника – целое отделение. Само собою, оно подверглось полному уничтожению. Дальнейшие военные действия продолжились уже в квартире у бабушки Бэллы. Там мою коротко остриженную (под ноль – ноль, как тогда выражались) голову обмазали керосином, обмотав затем старым шерстяным платком. Как результат – полнейшая виктория безо всякой безоговорочной капитуляции. «Если враг не сдаётся, его уничтожают!»
Кстати, семейные походы в баню мне запомнились очень хорошо, и в первую очередь по причине того, что мытьё моего тела, впрочем, как и тела моего двоюродного брата Марка, проходило в женском отделении бань, куда нас брали с собою женщины бабушкиной семьи. Походы подобного рода весьма способствовали удовлетворению моего мальчишеского любопытства, касающегося тайн обнажённой женской натуры. Тайны эти интересовали меня уже лет с шести.
Мытьё в бане стоило весьма недорого. За умеренную плату тебе полагались шайка, вода (горячая и холодная) плюс квадратный кусочек мыла. Хозяйственного, разумеется. Если от этого кусочка что-то ещё оставалось после банной операции, то оставшееся, естественно, забирали с собою домой – по причине острого дефицита моющих средств во время военного периода.
Банное мытьё детей мужского пола в женском отделении в те времена было вполне естественным делом, как, впрочем, во времена ленинградской блокады столь же естественным делом было мытьё мужчин и женщин в одном банном отделении. Об этом мне рассказал Борис Григорьевич Малютин, муж моей двоюродной тёти Ляли (Елены Филипповны), моряк, участник обороны Ленинграда. Что ж поделаешь, если приходилось максимально экономить энергию и воду во время страшной блокады Питера. Естественно, ни о каких сексуальных переживаниях во время совместного помыва и речи идти не могло – истощённому до последней крайности народу было совершенно не до этого. Какой там секс?! Достало бы сил на помывку.
Тут вспоминается смешное заявление министра культуры Екатерины Фурцевой, сказавшей как-то много лет спустя после войны, что «в Советском Союзе секса нет». Не знаю уж, как насчёт всего Советского Союза, но вот в ленинградских банях времён блокады города, не бродил даже призрака секса. Помыться бы наконец с толком. Когда ещё удастся это сделать в следующий раз. Да и будет ли вообще этот «следующий раз»?!
А время, между тем, шло себе и шло. Наступил 1944 год, год «Обезьяны» по восточному гороскопу, год, когда вся страна жила с ощущением приближающейся победы над фашистской Германией. Ощущение это вовсю подогревалось чередой сводок «От Советского Информбюро» и победных салютов, непременных спутников освобождения от фашистской нечисти всё новых и новых территорий – как Советского Союза, так и других государств Европы. Территории эти день за днём зачищались от двуногих нелюдей с такой же беспощадностью, с какой зачищалась моя детская голова от шестиногих паразитов.
Сегодня либеральная шушера, наша отечественная и зарубежная, вдруг начала истошно голосить по поводу разного рода страданий, которые выпали на долю немецкого мирного населения после того, как Красная армия перешла границы Третьего рейха. Что говорить, разного рода безобразий, учинённых советскими солдатами, хватало, но что бы вы хотели после всего содеянного немецко – фашистской сволочью на оккупированной территории Советского Союза и других стран Европы?! Как аукнется, так и откликнется! Долг платежом красен. Вот только немецкий «платёж» советскому народу был не так уж и красен по сравнению, скажем, с «платежом» фашистской Германии англичанам, разрушившим до основания вместе с американцами город Дрезден. Кстати, американцам Третий рейх вообще ничего не задолжал.