Патриарх Никон
Шрифт:
— Да, гордый и непреклонный, — заметил Стрешнев.
— Такой-то и нужен теперь. Ведь быть беде, коли царица умрёт, да Нащокин женит царя, да ещё на своей родственнице... Пропадём мы все, — разгорячился Хитрово.
— Оно-то так... но что делать? — вздохнул Стрешнев.
— А я так думаю: уж лучше Матвеев, чем Нащокин. Матвеев и умён, и покладист... Пущай он и отыщет тогда царю невесту. Ты бы, Хитрово, с ним побалагурил, — заметил Алмаз.
— Побалагурить-то можно, но чур между нами. Нащокин — точно чутьё собачье у него: коли узнает,
В то же самое время Нащокин сидел в своём кабинете и думал думу:
«Царь меня слушался доселе, да голландцев не хочет он притиснуть — значит, моё слово у него ничто... Силён у него вертопрах Хитрово и недаром заговаривает теперь с ним о Никоне... Хотят они Никона вернуть: тогда прости прощай и моя сила, и все мои затеи... и мой многолетний труд. Не уступлю я так мою славу, мою честь и всё, что сделал: я — не Никон. Я начну с того, что поссорю тебя, святейший, и с Ртищевым, и с Хитрово... поссорю так, что упрячут они тебя, где Макар телят не гонял...»
Он ударил в ладоши, вошёл служка.
— Пришёл из Воскресенского монастыря чёрный поп Иоиль?
По роже продувная штука и, кажись, на всё готов.
— Давно ждёт.
— Зови его.
Вошёл Иоиль и, поклонившись низко Нащокину, остановился в дверях.
— За то, что освободил тебя от расстрижения, за твои проделки с Никоном, хочешь сослужить службу и мне, и Никону... за что тебе и почёт и деньги?
— Тебе и Никону, боярин, готов служить.
— Ты ведь знаешь, что Богдан Матвеевич Хитрово враг Никона?
— Знаю...
— Тебя называют звездочётом?..
— Да, люди так бают, да я только лечу: я знахарь.
— Прекрасно! Вот и передай Никону, что тебя-де просил Хитрово дать ему приворотный камень, чтобы царя волшебством к себе приручить, а Никон пущай-де государево дело объявит.
— Пущай так, как соизволит боярин.
— Так ты ступай на Кирилловское подворье, там познакомься с чернецом Флавианом, да порасскажи ему, а тот пущай едет к Никону в Ферапонтов монастырь...
С этими словами Нащокин сунул ему в руку увесистый кошелёк.
Иоиль отправился в Кирилловское подворье и, найдя старца Флавиана, рассказал, в чём дело и, дав ему на дорогу, просил тотчас выехать в Ферапонтов монастырь.
Флавиан, желая посетить и свой Кирилловский монастырь, тотчас выехал туда.
Чернец этот прежде принадлежал к Ферапонтову монастырю, а потому был знаком с Никоном.
Никон попался на удочку: он объявил государево дело и хотел было послать в Москву Флавиана, но пристав Наумов воспротивился этому. Когда же Никон начал делать от себя распоряжения и ругаться с ним, тогда он велел на него надеть цепи, запер келью и поставил у окна семь человек.
Но Флавиан в начале октября всё же явился к царю с письмом от Никона, и на 20 октября созвана боярская дума для рассмотрения, в присутствии царя, объявленного Никоном «великого государева дела»...
Но на суде и Флавий, и Иоиль отреклись от всего и объявили, что Никон на них наклепал.
Цель Нащокина была достигнута: Хитрово сделался вновь злейшим врагом Никона, а царь тоже рассердился на него: зачем-де поклепал на его любимца Хитрово. Но выиграл ли от этой интриги Нащокин?
Хитрово и Матвеев успели уговорить царя послать его в Андрусов для новых переговоров с Польшею, так как Ян Казимир отказался от престола.
Выехал весною 1669 года против своего желания Нащокин из Москвы, и на нём осуществилось то, что и погубило Никона: чем дальше от глаз, тем дальше от сердца. Расположение к нему царя остыло, тем более что смерть Марии Ильиничны произвела в нём нравственный переворот... Притом нужно было исполнить волю усопшей и поневоле пришлось послать к Никону, и вот отправляется к нему Родион Стрешнев, а тот освобождает его из заточения и сменяет Наумова князем Шайсуповым.
XXXIX
ЗАТОЧЕНЬЕ НИКОНА
Инокиня Наталья в начале 1668 года отправилась из Гадяча вместе с Жидовиным прямо в Царицын. От приезжих казаков она узнала, что о Стеньке Разине известно только то, что он гуляет где-то на море и что он имеет огромную добычу.
Жидовин стал расспрашивать о Ваське Усе, разбойничавшем между Воронежом и Тулою и поднявшем мятеж против помещиков.
Ему отвечали, что шайка разбита и разбрелась, но что Ус часто посещает тайно Царицын.
Порешил он с инокинею поселиться в Царицыне и ждать Уса, а между тем употреблять все средства, чтобы его залучить к себе.
Наняли они небольшой домик, и чтобы не обратить на себя внимание тогдашнего царицынского воеводы, она выдала себя за мать Жидовина и стала покупать и перепродавать хлеб под именем Алёны [123] из выездной Арзамасской слободы.
Хлебная торговля шла у них во всём порядке, с лабазом, приказчиками и артельщиками.
К весне является в их лабаз донской казак, рослый, красивый, и торгует муку.
123
Об Алёне см. Соловьёва, т. 11, стр. 441.
Жидовин сходится с ним в цене, отвешивает ему и спрашивает:
— А куда, есаул, прикажете снести? Мои ребяты ужо доставят.
— Да вот, близ церкви... Вон там домишко с зелёными ставнями да с красными воротами...
— Знаю, знаю... а как вас чествовать, есаул...
— Меня?.. Пущай спросят Ваську...
— Уса, — обрадовался Жидовин.
Казак вздрогнул.
— А ты откелева, что знаешь Уса? — спросил он, выхватив из-за казакина кинжал.
— Клади ты назад кинжал, да я сам-то Стенькин...