Патриарх Никон
Шрифт:
Когда Лучко вошёл в шатёр гетмана, он что-то отыскал, положил в торбочку, потом вышел, сел на лучшего гетманского коня и поскакал в Гадяч.
Дней пять после того шла попойка и насилу улеглись страсти, тогда лишь старшины наконец уговорили войско признать Дорошенко гетманом.
Мрачно и сердито войско вручило ему булаву, бунчук, знамя и наряд гетманский.
Новый гетман выкатил снова много бочек водки, и когда казаки порядочно натянулись, он велел ударить тревогу и выступить в поход.
В гетманской одежде, с булавою в руке, он поехал вперёд,
XXXVII
СМЕРТЬ ЦАРИЦЫ МАРИИ ИЛЬИНИЧНЫ
Светлый праздник, наступивший в 1668 году 24 марта, был не радостен для царя: вести с Волги о Стеньке Разине были тревожны, а Малороссия была вся в огне.
Не радостна была и царица Мария Ильинична: погоня за обеспечением наследником династии — что чуть-чуть не вызвало до рождения сына Феодора даже развод с царём — сделало то, что у Марии Ильиничны явилось на свет Божий пятеро сыновей: Дмитрий, Алексей, Фёдор, Симеон и Иван, и шесть дочерей: Евдокия, Марфа, Софья, Екатерина, Марья и Феодосия. Из них первородный сын Дмитрий умер, а остальные все дети были в живых.
К несчастью, все дети мужского пола были хилы и слабы, зато царевны были здоровы и красивы.
Имея такую обширную семью, царица переносила с нею много горя и забот, а тут ещё примешались и другие обстоятельства, огорчавшие её и разрушавшие её здоровье. В особенности на неё сильно подействовали два земских мятежа: один против Морозова, когда так трагически окончили жизнь родственники её Плещеев и Траханиотов, а другой — по поводу медных рублей, когда жизнь отца её была в опасности. Кроме этого, несчастная жизнь её отца со второю женою его — Аксиньею Ивановною, опала его и опасность, в которой он неоднократно находился, — наносили сильные удары её здоровью. В семье Морозовых было тоже не благополучно: сестра её, жившая в замужестве за Борисом Ивановичем, связалась с англичанином Барнсли, и того сослали; а жена Глеба Ивановича, Феодосия Прокофьевна, как фанатичная раскольница, была осуждена и заточена.
Марью Ильиничну нельзя было поэтому узнать: она состарилась, похудела и осунулась, а чёрные, некогда прекрасные её глаза впали и горели лихорадочно.
Провозглашение старшего её сына Алексея наследником престола тоже не радовало её: глядя на его худобу, на его матовое лицо, на впалые глаза, ей приходила нередко мысль, что не жилец он этого света, и, отгадав причину, она отдала Фёдора и Семёна на руки дядьке, князю Фёдору Фёдоровичу Куракину, для того чтобы изъять, по крайней мере, этих от влияния терема.
Образование давала она и дочерям, и сыновьям такое, насколько оно возможно было в то время и по тогдашним понятиям: Семеон Полоцкий, один из наших учёнейших тогдашних людей, занимался образованием её сыновей и дочерей, чем и объясняется образованность её дочери Софии.
Но здоровье Марьи Ильиничны с каждым днём становилось всё хуже и хуже, и в начале 1668 года она чувствовала себя совсем уже больною: удушливый кашель её мучил, а боль в груди не давала ей спать по ночам.
Тут встретилось ещё одно обстоятельство: и царь, и врачи его помешались на кровопускании и на рожках, — и вот на Марье Ильиничне начинается практика этих средств.
Довело это её до того, что вместе со строгим постом, который тогда соблюдался, её уложили в кровать, но к Светлому празднику ей сделалось легче, и она явилась в Золотую палату в первый день Светлого праздника выслушать поздравления и похристосоваться с патриархом, родственниками и боярами.
Когда вышла царица в Золотую палату, само собою разумеется, что никто не заметил её болезненности: по обычаю того времени, румяна и белила закрыли цвет лица, но худоба её, однако же, бросалась резко в глаза.
Мужественно выдержала царица более чем часовой приём, но когда удалилась в свою опочивальню, она долго кашляла и не могла успокоиться.
Впрочем, скромная пища вскоре поправила её силы, и она с наступлением весны выехала в Коломенское село.
Лето окончательно её укрепило, но 6 августа было для неё роковым.
По тогдашнему обычаю, во время водосвятия, или, как тогда говорилось, в день Иордани, эта Иордань устраивалась для царя на Москве-реке, под Симоновым монастырём.
Для царицы же приготовлялась Иордань в с. Рубцах, в прудах, ныне Покровская улица.
Не быть на Иордани, не погрузиться в воду в этот день — значило не только оскорбить народное чувство, но и лишиться благодати Божьей...
Никакая непогода никогда не мешала исполнению этого религиозного обряда.
Иордань была тогда торжеством из торжеств, и для исполнения его на Москву-реку стекались все мужчины Москвы, а на пруды — все женщины.
Ещё с рассвета стекался поэтому народ на эти места, чтобы после водосвятия погрузиться трижды в воду.
Марья Ильинична хотя чувствовала, что она больна, но мысль, что, быть может, самое погружение в воду исцелит её, как исцеляла силоамская купель, ободряла.
Молилась у ранней обедни царица, просила себе исцеления, потом с огромным поездом, со всеми сёстрами брата, с дочерьми и придворными боярынями и остальным женским персоналом двора отправилась из Коломенского дворца в село Рубцово.
Здесь имелся дворец, в котором царица со всем теремом должна была после Иордани обедать.
Обряд погружения производился таким порядком: женщины раздевались и входили в воду и стояли всё время по колено, пока шла церковная служба; когда же священник троекратно погружал крест в воду, тогда и все женщины погружались трижды.