Патрик Кензи
Шрифт:
Я посмотрел на нее. Через некоторое время она протянула руку к тумбочке и взяла сигареты.
— Ты прав. Еще не было такого, чтобы мы кого-то неправильно поняли.
— По крайней мере, чтобы неправильно поняли и ты, и я сразу.
Она закурила, натянула простыню на ногу и почесала под коленом у края гипсовой повязки.
— И зачем ему врать?
Я пожал плечами.
— Вот и я тоже сижу и думаю: зачем?
— Может, у него есть причины оберегать Рея как своего осведомителя?
Я глотнул кофе.
— Возможно, но до чего же удобно,
— Подозрительно.
Я кивнул:
— Немного. И знаешь, еще что?
— Что?
— Бруссард скоро выходит в отставку.
— Когда?
— Точно не знаю. Мне показалось, очень скоро. Сказал, скоро двадцать лет, как он служит, и, как только двадцатилетие стукнет, сдаст значок.
Она затянулась и посмотрела на меня поверх тлеющего огонька сигареты.
— Ну, уходит на пенсию. И что?
— В прошлом году перед тем, как мы полезли на гору к карьеру, ты, помнишь, пошутила.
Она приложила руку к груди.
— Ну, пошутила.
— Si. [72] Сказала что-то типа «Может, и нам пора на пенсию».
Энджи просияла.
— Я сказала: «Может, пора и нам на покой?»
— А он что?
Она подалась вперед, положила локти на колени и задумалась.
— Он сказал… — Она несколько раз, сгибая и разгибая руку в локте, махнула сигаретой. — Он сказал, что не может себе позволить выйти на пенсию. Какие-то у него там медицинские счета надо оплачивать.
72
Да (ит.).
— Что-то такое с его женой вроде.
Она кивнула:
— Жена попала в аварию прямо перед свадьбой. А страховки не было. Он сильно задолжал больнице.
— И что стало с этими счетами? Думаешь, врачи сказали: «А, Бруссард, ты славный парень. Забудь о долгах»?
— Сомнительно.
— Чрезвычайно. Итак, один полицейский был беден и врал, будто плохо знает главное действующее лицо в деле Маккриди. Через полгода у него уже достаточно денег, чтобы уйти на пенсию. Ну, положим, не такие деньги, как после выслуги тридцати лет, но столько, сколько получает полицейский после двадцати лет службы.
Энджи с минуту подумала, покусывая нижнюю губу.
— Кинь мне футболку, будь добр.
Я открыл шкаф, достал из ящика зеленую с надписью «Показывался врачам» и отдал Энджи. Она натянула ее, отбросила ногами простыни и оглядела комнату в поисках костылей. Потом посмотрела на меня и заметила, что я тихонько хихикаю.
— Что?
— Ты такая смешная.
Она помрачнела.
— Это как?
— Сидишь в моей футболке с этой гипсовой дубиной на ноге. — Я пожал плечами. — Просто забавно, и все.
— Ха, — сказала она. — Ха-ха. Где мои костыли?
— За дверью.
— Ты не будешь так добр?..
Я принес костыли, Энджи с трудом поднялась, и я следом за ней прошел на кухню. Цифровое табло на микроволновой печке показывало 04:04, я чувствовал утро суставами и затылком, но на способности думать время не сказывалось.
Стоило Бруссарду на детской площадке упомянуть Рея Ликански, что-то у меня в мозгу щелкнуло, внимание вытянулось по стойке «смирно» и пошло беглым шагом. От разговора с Энджи энергии у меня только прибавлялось.
Пока она заваривала себе бескофеиновый кофе и доставала из холодильника сливки, а из буфета сахар, я мысленно вернулся к тому вечеру в карьере, когда, как казалось, мы окончательно потеряли Аманду Маккриди. Я знал: многое из того, что я пытался сейчас вспомнить и проанализировать, сохранилось у меня в картотеке, но к ней я пока обращаться не хотел. Размышления над карточками отбросили бы меня обратно в то положение, в котором мы находились полгода назад, тогда как попытка воссоздать события того времени сейчас, сидя на кухне, могли позволить по-новому взглянуть на привычное.
Похитители тогда потребовали, чтобы деньги Сыра Оламона в обмен на Аманду принесли четыре человека. Почему же все мы четверо? Почему не кто-то один?
Я спросил об этом Энджи.
Она прислонилась к газовой плите, скрестила на груди руки и задумалась.
— Мне это никогда даже в голову не приходило. Господи, какая же я дура!
— Ужасное прозрение!
Она нахмурилась:
— Раньше ты в моих умственных способностях не сомневался.
— Про себя я знаю, что глуп, — сказал я. — Сейчас мы пытаемся понять это насчет тебя.
— Холмы оцепили, — сказала она, — дороги вокруг них заблокировали — и все равно никого не нашли.
— Может, похитителям Аманды сообщили, как можно выбраться. Может, они подкупили кого-нибудь из полицейских.
— Может, в тот вечер рядом с нами вообще никого не было. — Ее глаза заблестели.
— Срань господня!
Она прикусила нижнюю губу и несколько раз подряд подняла и опустила брови.
— Ты так думаешь?
— Бруссард на той стороне сам стрелял.
— Почему бы и нет?! Поди разгляди. Вспышки мы видели, слышали, как Бруссард сказал, что его обстреливают. Но мы его видели в это время?
— Нет.
— Тогда нас туда доставили, просто чтобы мы подтвердили его рассказ.
Я откинулся на спинку стула и, взъерошив волосы, провел пальцами по вискам вверх.
Неужели настолько все просто? Или, наоборот, так хитро?
— Думаешь, Пул тоже вовлечен? — Над кофеваркой за спиной у Энджи стал подниматься пар, и она отвернулась от стойки.
— Почему спрашиваешь?
Она постучала кофейной чашкой себя по бедру.
— Пул говорил, что Рей Ликански работает на него, а не на Бруссарда. И не забывай, они напарники. Ты же знаешь, как это бывает. Ну, посмотри хоть на Оскара и Девина — они ближе между собой, чем муж и жена. И слепо преданы друг другу, с супругами не сравнить.