Паучий дар
Шрифт:
– Ты ведь на самом деле не хочешь умирать, – сказал Эммет, – а плату за контракт я очень скоро внесу. Не стоит нам начинать с препирательств, как считаешь? Если проявишь благоразумие, то вскоре поймешь, что служить мне не так уж плохо.
Келлен отчетливо расслышал в его словах затаенную угрозу: «А будешь и дальше доставлять неприятности – позже об этом сильно пожалеешь».
– Ты хотел сказать: служить Освободителям, – поправил его Келлен. – Я поклялся служить им, а не тебе.
– Это одно и то же, – отмахнулся Эммет. – Я глава Освободителей и говорю от
Как бы уверенно ни прозвучали его слова, душевное равновесие Эммета пошло трещинами, и сквозь них Келлен ясно видел закипающий гнев. Должно быть, Эммет не привык к тому, чтобы его планы разваливались на глазах.
– Я знаю, что ты собираешься делать, – сказал Келлен. Он в жизни не чувствовал себя настолько промокшим и заледеневшим. А когда ему вообще в последний раз было сухо и тепло? – Ты не перестанешь использовать проклятия в качестве оружия после того, как Канцелярия согласится пойти на сделку. С помощью проклинателей ты установишь власть над Рэддишем. Все, кто посмеет тебе противиться, будут прокляты. Ты станешь тайным королем Рэддиша, управляющим при помощи страха.
– Ты ошибаешься. – Келлен застал Эммета врасплох, и тот напустил на себя опечаленный вид. – Моим друзьям нужны лишь гарантии свободы и того, что их не будут преследовать. Если Канцелярия согласится их предоставить, мы с радостью сложим оружие и будем жить в мире со всеми. Нынешняя война целиком на совести Канцелярии.
Это прозвучало разумно. Келлен стиснул зубы.
– То есть Освободители перестанут проклинать людей, если Канцелярия согласится больше не сажать проклинателей в тюрьму, я правильно понял?
Эммет поколебался. Подобное заявление было бы большой ложью даже для него, но если он с ним не согласится, то ему придется признать, что проклинатели продолжат применять проклятия так, как им будет угодно.
– В общих чертах да, – ответил он. – Если нас оставят в покое, мы больше никому не причиним вреда. Ты должен мне верить.
– Я верю тебе. – Келлен выпрямился, чувствуя, как подкашиваются задубевшие от холода ноги. – Не потому, что я тебе доверяю, но потому, что ты только что сказал это перед Книгоношей. – Он повернулся к существу, которое маячило в тени под деревом. – Теперь можешь выходить.
Лицо Эммета перекосило от злости и удивления, когда серая фигура в капюшоне выплыла на лунный свет. Оказалось, что к груди она прижимала вовсе не пару костяных рук, но раскрытую книгу. Книгоноша поплыл к Эммету: все его внимание было приковано к человеку, произнесшему клятву.
– Танцующие звезды очень похожи на Книгонош, – сказал Келлен. – И наоборот. Поэтому, когда Книгоноша на Белой лодке подошел принять мою клятву, я договорился, что после исчезновения рынка мы встретимся возле этой затонувшей посудины и он засвидетельствует еще одну клятву. Ты хорошо планируешь наперед. Но я хорош, когда дело доходит до придумывания кучи глупых планов за минуту, и порой это куда полезнее.
Книгоноша парил над водой перед Шэем Эмметом, а тот таращился на него, бледный как мел. Глава Освободителей словно обратился в статую, как будто последний удар отнял у него способность двигаться.
– Ты говоришь от лица Освободителей, – напомнил ему Келлен. – Сам так сказал. А значит, если Канцелярия предложит правильную сделку, Освободителям придется на нее пойти и прекратить проклинать людей.
– И как же проклинатели с этим справятся? – поинтересовался Эммет.
– Вместе что-нибудь придумаем, – ответил Келлен. – Ты, я, Освободители и Младшие братья. Ты умный. Найдешь решение.
Шэй Эммет продолжал сверлить взглядом Книгоношу, и Келлен невольно задался вопросом, что же он видит под капюшоном. Возможно, собственный крах. То, как планы и интриги, которые он плел на протяжении многих лет, распадаются у него на глазах. Едва сдерживаемая ярость вдруг уступила место пугающему спокойствию.
– Уже нашел, – сказал Эммет и вытащил что-то из кармана.
Келлен успел заметить только блеск бронзы, когда Эммет вонзил кинжал в смутно различимое лицо Книгоноши. В конце концов, обещание, которое связывало его по рукам и ногам, было записано только в одну книгу – и лишь один Книгоноша выступил свидетелем…
Потом Келлен не мог толком объяснить, что же случилось. Загудел невидимый гонг, и неподвижный воздух на миг наполнился множеством крошечных красных фигурок. Внешне напоминающие младенцев, безглазые, но широко улыбающиеся, они все тянули руки к Шэю Эммету. Келлен моргнул – и младенцы испарились. Книгоноша, целый и невредимый, по-прежнему парил над водой. Плот опустел. Шэя Эммета нигде не было видно.
Некоторое время спустя Келлен заметил одинокую лодку, которая скользила по воде, не нуждаясь ни в парусе, ни в шесте, ни в веслах. На носу в полосках лунного света и тени стояла растрепанная женская фигура. Лодка была на редкость уродливой, словно собранной из пожелтевших костей, но Келлен быстро приободрился, когда понял, кто на ней плывет, и разглядел на одной из банок черноголовую чайку.
– Сюда! – закричал он.
Костяная лодка сменила курс и затормозила возле обломков корабля, на которых примостился Келлен. Вид у Неттл был измученный, она вся была покрыта грязью и синяками, а одежду усеивали темные пятна.
– Ты в порядке? – спросил Келлен.
– У меня все болит, – пожаловалась Неттл и прижала руку к ребрам, словно защищаясь. – Я упала с одной высокой ветки и врезалась в другую. А еще я промокла насквозь и жутко замерзла.
Келлен тоже чувствовал себя не слишком уютно в своей мокрой одежде, но сейчас у него были заботы поважнее.
– Тебя ищет Тэнси! – предупредил он.
– Уже нет, – сказала Неттл таким тоном, словно ей стало дурно. – Помнишь, все говорят, что нельзя вредить деревьям в Глубокой Мари? Так вот, оказывается, если нарушишь это правило, Хозяин леса отрубит тебе голову и насадит на ветку.
– Ой. – Келлен моргнул. Ему стало жутко и грустно. Конечно, Тэнси прокляла его, но он все равно не желал ей такой судьбы. – А… сам Хозяин леса?
– Проследил за мной и затем пропал, сбросив серебряный ошейник.