Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?
Шрифт:
Но верен ли этот подход? Во-первых, как мы увидим во второй части книги, при сравнимом с развитыми странами натуральном объеме услуг, доля их в ВВП России кажется ниже из-за более низкой относительной цены услуг: их доля в статистике ВВП меньше, чем была бы при одинаковых ценах. Следовательно, недостаточность доли услуг в российском ВВП, особенно по данным 90-х и начала 2000-х годов – во многом статистическая видимость.
Во-вторых, такое сравнение некорректно, поскольку сравниваются ВВП разного объема на душу населения. Сферу услуг логично развивать, когда материальное производство достигло определенной величины и достаточно обеспечивает базовые потребности населения в товарах-вещах. Тогда сфера услуг наращивается на мощный базовый скелет экономики.
Однако в России даже легкая промышленность существенно отстает от западной по объему производства (несмотря на то, что значительную часть своего легпрома Запад вынес в страны с дешевой рабочей силой). Это хорошо видно на примере производства обуви, отличающегося настолько высокой трудоемкостью, что, казалось бы, все такое
Табл. 6. Сравнение производства обуви и валового внутреннего продукта на душу населения
* В ценах 2005 г.
Как видно из этой таблицы, вопреки заявлениям проправительственных экспертов, в 90-х годах не было оснований отдавать приоритет развитию сферы услуг по сравнению с восстановлением материального производства. Похоже, что теперь история повторяется в связи с требованиями о привилегиях малому бизнесу. Возможно, единственной целью этой демагогии является отвлечь внимание от проблем средних и крупных предприятий в обрабатывающих отраслях. Российская экономика настолько отличается от западной, что и потребности ее в относительном развитии малых и крупных производств могут сильно отличаться. Для серьезных выводов необходимо не копировать структуру западной экономики, а провести конкретный анализ положения народного хозяйства России и понять, какая структурная перестройка позволит ему увеличить производительность.
Наиболее интересные приемы приватизации
Последствия массовой постановки предприятий в условия ценового дисбаланса можно было смягчить благодаря наличию огромной «подушки» у каждого из этих предприятий, а именно доли его доходов, которая отчислялась в бюджет. Как показано выше, реформа сопровождалась гигантским перераспределением доходов между отраслями. Государство, являвшееся формальным собственником почти всей промышленности, могло бы просто изымать всю сверхприбыль более выгодных отраслей по праву собственника и либо поддержать собранными деньгами обвалившийся спрос на продукцию перерабатывающей промышленности, либо субсидировать обрабатывающую промышленность. Это было бы настолько логичным шагом, что никакое, самое вредительское, правительство не смогло бы долго «уворачиваться» от массовых требований по перераспределению государственных доходов в пользу пострадавших отраслей. «Отбрехаться» от подобных требований можно было только одним путем – если бы появился предлог не забирать в казну сверхприбыли новых сырьевых и низкопередельных гигантов. А для этого надо было передать их в руки «эффективных частных собственников», у которых нельзя забирать прибыль, потому что «частная собственность священна и неприкосновенна».
Именно эта операция была с блеском проведена в ходе «приватизации». Она не только сделала невозможным перераспределение финансовой нагрузки между отраслями с целью ликвидации ценового дисбаланса, но также заставила еще больше снизить расходы худеющего государственного бюджета. А это провоцировало новое падение спроса и новые витки экономического кризиса.
Мы не имеем возможности подробно рассмотреть весь ход приватизации, тем более что этот аспект реформирования как раз освещен в экономической публицистике достаточно детально. Неправилен сам доктринерский подход, утверждающий якобы большую эффективность частной собственности, чем государственной. Вместо создания условий для преобладания в каждой экономической нише формы собственности, соответствующей наибольшей общественной эффективности, российские реформы пошли по пути, который был симметричным отражением советского идеологического принципа, признававшего лишь общественную (на деле, государственную) собственность. С той лишь оговоркой, что управление самыми прибыльными и эффективными советскими предприятиями только ухудшилось после приватизации. При альтернативном же подходе постепенного подбора наиболее эффективной организационной формы, на создание конкурентных условий в самых разных экономических нишах ушло бы некоторое время, в течение которого предприятия оставались бы в государственной собственности. Впрочем, и этого было недостаточно – например, необходимо было преобразовать всю систему распределения национального богатства, с тем чтобы приватизация не привела к усилению имущественной дифференциации не по заслугам и к другим негативным социальным эффектам. Не касаясь этих, в общем-то, банальных вещей (все-таки, они выпадают из основной тематики данной работы), позволим себе кратко напомнить читателю только один, наиболее вопиющий, эпизод приватизации – изъятие из государственной собственности ряда наиболее прибыльных объектов в рамках т.н. залоговых аукционов. А сделано это было так. Сначала, под предлогом борьбы с инфляцией и недопущения государственной эмиссии, государство заняло у ряда коммерческих структур суммы, на порядок меньшие, чем годовая прибыль заложенных под этот кредит объектов. При этом суммы эти появились у коммерческих структур даже не в результате несправедливого перераспределения доходов, а в результате свободной частной эмиссии коммерческими банками, то есть, грубо говоря, Центробанк сам позволил этим коммерческим банкам «нарисовать» требуемые деньги.
«Приватизация, как она была навязана России (и слишком многим другим странам из бывшего советского блока), не только не способствовала экономическому успеху страны, но и подорвала доверие к правительству, к демократии и к реформам. В результате раздачи природных богатств России до того, как была учреждена система эффективного сбора налогов (природной ренты), люди из узкого круга друзей и приближенных Ельцина сделались миллиардерами, а страна оказалась не в состоянии регулярно платить своим пенсионерам по 15 долларов в месяц.
Наиболее вопиющим примером плохой приватизации является программа займов под залог акций. В 1995 г. правительство, вместо того чтобы занять необходимые ему средства в Центральном банке, обратилось к частным банкам. Многие из этих банков принадлежали друзьям членов правительства, которое выдавало им лицензии на право занятия банковским делом. В среде с очень слабым регулированием банков эти лицензии были фактически разрешением на эмиссию денег, чтобы давать их взаймы самим себе, или своим друзьям, или государству. По условиям займов государство давало в залог акции своих предприятий. А потом вдруг – ах, какой сюрприз! – государство оказывалось неплатежеспособным, и частные банки стали собственниками этих предприятий путем операции, которая может рассматриваться как фиктивная продажа (хотя правительство осуществило ее в замаскированном виде «аукционов»); в итоге несколько олигархов мгновенно стали миллиардерами. Эта приватизация была политически незаконной. И как уже отмечалось выше, тот факт, что они не имели законных прав собственности, заставлял олигархов еще более поспешно выводить свои фонды за пределы страны, чтобы успеть до того, как придет к власти новое правительство, которое может попытаться оспорить приватизацию или подорвать их позиции» [60, глава пятая].
Валютно-финансовая политика
История развития финансовой системы РФ в 90-е годы достаточно подробно освещалась в печати, и мы коснемся только тех аспектов этого развития, которые послужили усугублению главного фактора экономического обвала – спросо-ценового дисбаланса. Как отмечено выше, спросо-ценовой дисбаланс означал, что доходы предприятий были недостаточны для надежного продолжения производственной деятельности, доходы конечных потребителей были недостаточны для обеспечения внутреннего спроса, инвестиционные и военные расходы бюджета были недостаточны для обеспечения спроса ключевых отраслей. В принципе, для того чтобы спровоцировать широкомасштабный спросо-ценовой дисбаланс, хватило бы таких мер правительства как отказ от инвестирования и военных расходов, открытие границ для импортного ширпотреба, отказ от изъятия прибыли государственных предприятий. Однако совершенно понятно, что если добавить к этим обстоятельствам какой-нибудь дополнительный фактор, который снижает реальные доходы предприятий, конечных потребителей и государственного бюджета еще больше, то это повлечет дополнительное усугубление спросо-ценового дисбаланса и еще больший обвал экономики.
Именно такое положение и обеспечила финансовая политика 90-х годов. Почему, вопреки обещаниям творцов «экономического чуда», дело не ограничилось простым приведением цен в соответствие с денежной массой, то есть двух-трехкратным повышением? Почему после относительной стабилизации наступил кризис 1998 года? Почему сокращение реальных расходов бюджета оборачивалось увеличением государственного долга? Попробуем тезисно ответить на эти вопросы.
Одним из первых шагов, делавших невозможным стабилизацию денежной массы и цен после освобождения цен и урезания государственных расходов, стало создание частной банковской системы. Известно, что сам по себе механизм выдачи банковских кредитов позволяет увеличивать денежную массу за счет того, что в оборот вступают не только деньги, эмитированные государством и выданные частным банком в виде кредитов, но и деньги на счетах вкладчика. Подробнее мы вернемся к этому во второй части. Но если на Западе доля частной банковской эмиссии в общей денежной массе составляет примерно одну и ту же величину, а колебания ее контролируются государством, то в СССР 100% исходной денежной массы составляли деньги, эмитированные государством. Дозволение свободной деятельности частных банков в 1991 году не сопровождалось достаточным ограничением их возможной эмиссии, не говоря уже о контроле над честностью ведения операций. Поэтому главным следствием либерализации банковской системы стала возможность практически неограниченной частной эмиссии для тех лиц, которые имели возможность получить лицензию.
Но совершенно понятно, что если на каждый рубль эмитированных государством денег какой-то чужой дядя сможет нарисовать еще один такой же рубль, то бездефицитного бюджета будет недостаточно для стабилизации денежной массы, и цены продолжат стремительный рост. Усиленная накачка деньгами частной банковской системы была сознательной линией руководства Центробанка – якобы это должно было побудить банковскую систему кредитовать промышленность. Но предлог этот выглядит недостаточно правдоподобным: какой дурак станет кредитовать ставшую нерентабельной промышленность, если галопирующая инфляция, спровоцированная, в частности, именно этой самой накачкой, делает более выгодной простую спекуляцию и «прокрутку» средств?