Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?
Шрифт:
Кризис 1998 г. продемонстрировал нежизнеспособность экономической системы, созданной в первые годы реформ, и вынудил правительство (в новом составе) отказаться от наиболее одиозных элементов финансовой политики предшественников. Возможно, вызвано это было не столько осознанием прежних ошибок, сколько физической невозможностью продолжения прежнего курса. Центробанк перестал поддерживать курс рубля на валютной бирже, потому что деньги кончились и новых займов не давали. Правительство не возобновляло ГКО, потому что никто бы теперь не поверил в их надежность. Темпы приватизации резко замедлились, потому что почти все «лакомые куски» госсобственности были уже приватизированы.
Однако спросовые и ценовые факторы обрушения не были повернуты вспять. Народное хозяйство по-прежнему разделено на «квазиуспешную» и «квазинеудачную» части. Как следствие, экономика приобрела хронически изуродованный характер, не исправленный даже в годы быстрого экономического роста 2000-х. Впрочем,
Глава 5. Как разрушить народное хозяйство
Либерализация внешней торговли
Ближайшей целью данного раздела будет объяснение главной причины, по которой предприятия разделились на две группы – «квазиуспешных» и «квазинеудачников» по ценовому признаку.
Исторически в России сложилась ценовая структура, отличная от оптовых цен мирового рынка. В этой ценовой структуре сложная техника была дороже относительно топливно-сырьевых ресурсов, чем за рубежом. В то же время, оплата трудозатрат в производстве и эксплуатация наиболее массовых видов техники низкого качества (например, тракторов и бульдозеров) обходились дешевле, чем в странах со сравнимым уровнем национального дохода и потребления на душу населения. Недостаточные (по сравнению с этими странами) расходы предприятий на оплату труда и массовые виды техники компенсировались государством через жилье, транспортные субсидии, общественное потребление. Финансовые вливания в отстающие отрасли также позволяли поддерживать низкие цены на их продукцию.
Таким образом, ценовые пропорции на ресурсы, потребляемые отраслями народного хозяйства, – цены труда, сырья, сложной и массовой техники существенно отличались от зарубежных. Одной из причин такого положения стало неравномерное технологическое развитие в приоритетных и неприоритетных отраслях. Гражданское машиностроение, легкая и пищевая промышленность, обделенные вниманием руководства и не получавшие (в силу регулирования розничных цен) достаточных стимулов от потребителя, защищенные от внешней конкуренции, тратили очень много ресурсов (трудовых и сырьевых) по сравнению с западными конкурентами. Поэтому в условиях конкуренции с импортными товарами потребители были бы не готовы платить ту цену, которая покрывала их издержки – лучше было купить импортный аналог. Приоритетные же отрасли, шедшие вровень с западным уровнем по эффективности переработки ресурсов, составляли малую часть экономики. В свою очередь, уже упомянутые этико-идеологические традиции вели к тому, что отсталым отраслям не нужно было сполна платить за рабочую силу и сырье: государство брало на себя обеспечение трудящихся рядом благ и поддерживало заниженные цены на сырье, а также помогало убыточным производствам финансовыми вливаниями.
Представим себя снова на месте Е.Т. Гайдара и В.С. Черномырдина. До тех пор, пока речь шла о либерализации цен в условиях монополии внешней торговли, корректировки цен умещались бы в разумные рамки и не привели бы к катастрофическим последствиям. Уже после освобождения цен внутри страны, можно было бы перейти к постепенной либерализации внешней торговли, но и это надо было делать с умом. Вернемся к примеру с кастрюлями и магнитофонами. Как мы видели, ликвидация внешнеторговых барьеров привела бы к тому, что цены на магнитофоны и кастрюли перестали бы определяться балансом внутреннего спроса и предложения с незначительным участием внешнего рынка, а целиком стали бы определяться ценами внешнего рынка. В нашем примере получалось, что цены на кастрюли подскочили бы в несколько раз, а на магнитофоны упали.
Опасности такого резкого нарушения баланса очевидны. Во-первых, производство магнитофонов внутри страны, привыкшее к прежним ценам, стало бы нерентабельным, а быстро модернизироваться и перейти на западные стандарты отрасль не смогла бы. Во-вторых, не факт, что производство кастрюль можно было бы настолько быстро нарастить, чтобы компенсировать для страны снижение производства магнитофонов. Грубо говоря, если целая треть экономики производит «магнитофоны» (неконкурентоспособные на мировом рынке товары), то, бросая эту треть экономики в воды мирового рынка, можно быть уверенным, что она не выплывет. Ликвидация трети экономики никак не обогатит страну, потому что она не сможет сразу перейти на производство только конкурентоспособных товаров. Такая ликвидация подорвет и позиции части конкурентоспособных отраслей, поскольку сокращает спрос на их товары со стороны разоренных отраслей и их работников. Мало того, не все конкурентоспособные товары допускают увеличение производства (прежде всего, сырье – из-за ограниченного количества месторождений). Поэтому возможная отмена монополии внешней торговли требовала установления пошлин по отдельным товарным группам и подразумевала довольно долгий процесс их постепенного снижения. При этом неконкурентоспособную часть экономики – производство «магнитофонов» – следовало поддержать за счет конкурентоспособной – производства «кастрюль», – например, с помощью неравномерного
Ко всему прочему, надо добавить, что, при одних и тех же ценах на разные товары, отрасли могут быть прибыльными или убыточными, конкурентоспособными или неконкурентоспособными, в зависимости от того, как между отраслями распределены налоги. Поэтому одно только перераспределение налоговой нагрузки между отраслями позволило бы спасти целые производства, которые разорялись при действующей системе налогообложения. Но простое копирование ценовой и налоговой системы Запада немедленно вело к нерентабельности той части производственного аппарата страны, которая отличалась повышенной ресурсо-, энерго- и трудоемкостью по сравнению со среднемировым уровнем. Далеко не всегда повышенные материальные затраты можно перекрыть пониженной зарплатой. К моменту начала «шокотерапии» и по мере ее развертывания об этом было тоже хорошо известно из уже упоминавшихся работ Ю.В. Яременко, предостерегавшего об опасности, которую несет для экономики быстрое неравномерное изменение ценовых пропорций. При разнотемповом движении цен, указывал он, «отрасли перестают быть рынками друг для друга, пропадает их взаимная покупательная способность» [63, c.151].
Между тем, самое поверхностное ознакомление с динамикой цен показывает, что правительства Гайдара и Черномырдина были озабочены чем угодно, только не стабильностью ценовых пропорций. С самого начала шокотерапии был полностью утерян контроль над ценами на металл и основную химию, которые стоили за рубежом дороже, чем в стране. Единственная предостерегающая мера, предпринятая правительством Гайдара, – квоты на экспорт сырьевых ресурсов при фиксировании внутренней цены на них. В условиях гиперинфляции это привело к тому, что производство нефти для внутреннего рынка стало нерентабельным. Валютная же выручка распределялась между производителями неравномерно в силу отсутствия объективного механизма распределения квот. Но и ее предпочитали припрятывать, а не покрывать за ее счет убытки при производстве нефти для внутреннего рынка. Руководители сырьевых отраслей стали шантажировать правительство забастовками своих трудовых коллективов – и оно стало сдавать позиции, увеличивая экспортные квоты и дозволяя повышение внутренних цен на сырье. Дело, однако, не ограничилось повышением сырьевых цен до такого уровня, чтобы выровнять рентабельность сырьевых отраслей с остальными. Работники сырьевых отраслей, видя роскошную жизнь своих руководителей, требовали своей доли валютной выручки, и это влекло дальнейшие уступки правительства и дальнейшее повышение относительных внутренних цен на сырье. Дополнительным фактором повышения сырьевых цен стала возможность продать сырье в ближнее зарубежье для последующей перепродажи на Запад тамошними дельцами [63, с. 130–131, 139–140, 151, 250–251].
Следует подчеркнуть, что основное изменение ценовых пропорций произошло на начальном, «доприватизационном» этапе реформы, но конкретное исполнение «либерализации» сделало сверхдоходы экспортеров недоступными для государства. Практически одновременно с освобождением цен была ликвидирована государственная монополия внешней торговли. Предприятия, оставшиеся по-прежнему государственными, теперь получали значительную валютную выручку. Распухшие при госзаводах частные «кооперативы», принадлежавшие родственникам директората, брали на себя «тяжкое бремя» по обслуживанию внешней торговли и переводу валюты. Предприятия, продававшие на экспорт нефть, металлы и лес, внезапно стали нуворишами – их валютная выручка в пересчете на рубли выдвинула их на первые места по размеру зарплат и привлекательности для работников.
Результат этого процесса проявился уже к концу 1992 г. При том, что общий уровень потребительских цен вырос в 1992 г. в 26 раз, а цен производителей в промышленности [2] – почти в 34 раза, по различным товарным группам наблюдался существенный разброс. Начиная с этого года, определились отрасли, цены на продукцию которых росли существенно быстрее средних темпов, и отрасли, продукция которых продавалась все дешевле и дешевле относительно среднего темпа роста цен. Так, например, за 1992 г. цена производителя на уголь выросла в 56 раз, на сырую нефть – в 100 раз, на бензин – в 145, и на дизельное топливо – в 152 раза. В то же время цены производителей в машиностроении и пищевой промышленности увеличились в 27 раз, а в легкой промышленности – всего лишь в 12 раз. А на продукцию сельского хозяйства цены в среднем выросли в 9,4 раза, при этом растениеводства – в 18 раз, а животноводства – всего в 6,2 раза.
2
Цена производителя – отпускная цена предприятий, непосредственно производящих данный товар; она отличается от оптовой цены фирм-посредников или розничной цены.