Паутина грез

Эндрюс Вирджиния

Весь мой дорогой, любимый домашний мир вдруг пошел трещинами, но я отчаянными усилиями пыталась склеить его снова.

Я не могла припомнить, чтобы мать когда-нибудь так кричала на отца и чтобы он был так рассержен и недоволен. Наш долгожданный круиз, который должен был доставить маме радость и поддержать папин бизнес, на деле оборачивался бедствием для всей семьи!

К вечеру стало совсем скверно. У мамы начался сильнейший приступ морской болезни. Она не только не вышла к ужину, но и не показалась даже в танцевальном зале, единственном месте, где она хоть иногда бывала с удовольствием. Я все время бегала справляться о ее здоровье, но всякий раз видела ее в постели. Мама охала, стонала и морщилась.

— О Боже, зачем я поехала в этот круиз? Зачем села на этот корабль? Лучше бы мне вообще не жить, — ныла она.

Я ничем не могла ей помочь. Дважды вызывали судового врача, дважды назначал он двойные дозы всех мыслимых и немыслимых лекарств, но легче ей не стало. Мучилась мама и на следующий день. Опять так и не поднялась с постели. Я сидела с ней, пыталась развлечь, читала вслух, рассказывала что-то, но она ничему не радовалась, выглядела совершенно больной. Бледность не могла уже скрыть никакая косметика.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня, даже слуги! — воскликнула она в конце концов. — Мне понадобятся недели, чтобы вновь обрести прежний вид. Недели! — Она потянула прядь волос. — Посмотри, Ли, посмотри, в кого я превратилась!

— Мамочка, как же так? С тобой раньше на море такого не было! — в отчаянии вскричала я.

Мать метнула на меня пронизывающий взгляд, откинулась на подушки, сложила на груди руки, надулась.

— Откуда я знаю — как? Просто везло раньше. — Она вдруг прищурилась. — Ты, наверное, не помнишь свое первое плавание по Атлантике. — Мама говорила язвительно, будто решила, что я хочу уличить ее в симуляции, и теперь мстила мне. — Первые два дня тебя рвало так, что я думала, нам придется разворачивать судно и возвращаться в Бостон. Потом, как сказал твой папочка, твоя душа прониклась морем и ты привыкла к качке. Он был так счастлив от этого; можно подумать, для девочки огромное достоинство быть толстокожим матросом.

Мама перевела дыхание, облизнула губы. Ее лицо даже разрумянилось от того, что она распаляла в себе гнев. В глазах неожиданно появилось неприятное, но решительное выражение, и она продолжала:

— А я не хотела и не хочу «пропитываться морским духом»! И почему я сразу не настояла, чтобы Клив оставил этот идиотский бизнес? Мы могли бы держать солидную контору в городе… может быть, сеть магазинов, какое-нибудь небольшое чистое производство, как у Тони Таттертона, например. И не пришлось бы ждать милости от природы в буквальном смысле и во всем зависеть от капризов океана, — с жаром заключила она.

— Но папа всегда работал на море. Только в этом он по-настоящему разбирается, — тихо, испуганно попыталась возразить я.

— Чушь! Мужчина может научиться любому делу, если он настоящий мужчина. Просто твоему отцу легче было оставаться тем, кем он был. Он ленив, вот что.

— Ленив?! Папа?

— Да-да, ленив! То, что он с утра до ночи работает, еще ни о чем не говорит. А уж если речь заходит о капиталовложениях, то он совсем никуда не годится. Мы могли бы быть в два, нет, даже в три раза богаче, чем сейчас.

Я была убита. Мама так говорит о папе! Да, она и раньше жаловалась то на одно, то на другое, но никогда в ее жалобах не было столько злобы и ярости. А сегодня она впала в такое бешенство, что сердце мое разрывалось от обиды за папу. Я радовалась, что его нет рядом и он не слышит этих ужасных слов, но ведь, возможно, он слышал их от мамы раньше… Может быть, поэтому отец ходит теперь такой рассеянный и грустный.

— Но неужели ты не любишь все это, мама? Наши суда, наши замечательные круизы, эти приемы, этих состоятельных пассажиров…

— ЛЮБЛЮ?! НЕТ! Я НЕ ЛЮБЛЮ ВСЕ ЭТО! — выкрикнула мама. — Слава Богу, я редко бываю в этих дурацких круизах. Когда торчишь на судне, ты пропускаешь все! А в Бостоне, между прочим, вовсю идет светская жизнь! Я думаю, правы те, кто предпочитает самолет. Быстро прилетаешь на курорт, отдыхаешь, развлекаешься и быстро возвращаешься домой. И не надо болтаться на море неведомо сколько.

— Короче, — немного спокойнее продолжала она, — я не устаю повторять это, никогда не выходи замуж за того, кто раб своего бизнеса, как бы он ни был богат или красив. Ты должна быть всегда на первом месте, даже если это потребует от мужчины некоторых трат и нанесет ущерб капиталу.

— Но ведь… — Я растерялась: минуту назад мама сокрушалась о том, что мы недостаточно богаты, и вот теперь говорит совершенно обратное!

Но она, похоже, не понимала, что сама себе противоречит.

— Умный хозяин всегда имеет достойных помощников, которые все будут делать для него, — произнесла она. — Но только не твой отец. Твой отец, боюсь, просто деревенский чурбан в дорогом костюме. — Мама повернулась на бок, укрылась чуть ли не с головой и продолжала бормотать: — Я полежу, закрою глаза, попытаюсь представить себя где-нибудь в другом месте. А ты иди, Ли, только не толкайся по служебной палубе и не ходи в машинное отделение.

— Хорошо, мама. Если тебе будет лучше, может быть, выйдешь к ужину? Сегодня торжественный ужин, ведь завтра мы прибываем на Ямайку.

— Слава тебе, Господи… Посмотрим… Если будет лучше… — невнятно буркнула она.

Напрасно я надеялась. Мама не покинула каюты до самого Монтего-Бея, пока отец не известил ее, что мы входим в порт.

День был удивительный. Именно такими днями и славятся Карибы — ярко-синее небо с редкими пушистыми белоснежными облаками, ласковый теплый ветер, дивный аромат воздуха — и отовсюду музыка.

Я играла на верхней палубе в пинг-понг с двумя девочками, сестрами Спенсер, с которыми давно познакомилась. Клара и Мелани были моими сверстницами, мы шумели и смеялись, и я совершенно позабыла обо всех тревогах. Не знаю, какой разговор был у моих родителей, только я вдруг увидела, как носильщики идут по палубе с маминым багажом. И направляются по трапу вниз, где уже ждет такси.

В изумлении я наблюдала эту картину. Что это мама задумала? Перебираться в отель мы не планировали. «Джиллиан» будет трое суток стоять в гавани. Пассажиров ожидает большая программа — экскурсии, рестораны, магазины. А затем — обратный путь в Бостон.