Павел I
Шрифт:
— До сих пор я только однажды навлек на себя неудовольствие императрицы-тети моим поведением, но с тех пор очень осмотрителен, — сказал принц, относя опасности, о которых говорила Белая Лилия, к каким-нибудь шалостям, которые могли бы лишить его царской милости.
— Бедное дитя! Невинное дитя! — с грустью и состраданием во взоре сказала красавица. — Он ничего не знает и не понимает.
Последние слова задели самолюбие мальчика, и он рассказал о драке своих педагогов.
— Таким образом, — хитро улыбаясь, заключил он картинный рассказ, заставивший искренне рассмеяться его собеседницу, — я обоих держу теперь в руках.
— Да, вы оказались в этом случае мудрым принцем, — согласилась красавица. — Распря ваших педагогов передала вам в руки властвование ими. Но борьба более важная и за преимущества более существенные совершается вокруг вас, мой мальчик.
— О, существеннейшее преимущество я уже получил, — сказал принц, — дружбу вашу.
— Вы ею пользуетесь, пока скромны! — положив пальчик на восхитительный подбородок, сказала Белая Лилия.
— Я дал уже вам обещание и исполню его.
В самом деле принц мог нарушить данный ей обет скромности, разве только увлекшись чувствами, которыми он был проникнут к ней самой, со всею силою, к которой способно сердце тринадцатилетнего развитого мальчика.
Но он не мог понять, в каком отношении требует скромности его новая приятельница.
— Вы рассказали мне достаточно о ваших наставниках, — продолжала она. — Но что вы скажете о князе Платоне Зубове, шефе вашего корпуса? Вы с ним познакомились?
— В первый же веч ер моего приезда в Петербург, — отвечал принц. И рассказал о своей беседе с князем.
— Но генерал Дибич предостерегал меня от сближения с князем, — закончил принц.
— Ага, он вас предостерегал! — сказала красавица. — Но почему?
— Он говорил, что князь в немилости у государя.
— Ага, он это говорил! Кого еще вы узнали из генералов и офицеров гвардии? — продолжала она расспросы.
— Кого? О, я познакомился со всей companie noble, со всеми «сорока пятью», — беспечно отвечал принц.
В очах красавицы изобразился испуг и она взяла принца за руку, беспокойно озираясь крутом, не слышал ли кто последних слов принца.
— Мой друг, что вы этим хотите сказать? — спросила она. — Откуда и что вам об этом известно?
— Что именно известно? — удивился принц.
— Вы сейчас сказали… Почему вы это сказали?
— Я повторил только слова графа Палена, которые он сказал мне, представив почти четыре дюжины гвардии офицеров, полковников и генералов. Он назвал их всех кружком «сорока пяти».
— Какая смелость! — как бы про себя произнесла Белая Лилия. — Теперь особенно ясно для меня, как вы нуждаетесь в опытной руке, которая бы руководила вами в этом гибельном Дедале!
— О, я в самом деле сегодня едва отыскал дорогу и чуть не заблудился среди всех этих лестниц, колоннад, дворов, зал и комнат, — сказал мальчик, полагая, что собеседница его говорит о Михайловском замке.
Они помолчали.
— Знакома ли вам история? — вдруг спросила Белая Лилия.
— Да, — отвечал несколько удивленный принц.
— В таком случае вы должны содрогаться перед судьбою молодых английских принцев, которых Ричард III велел бросить в подвалы Тауэра.
— Ох, эта сцена со всеми подробностями мне отлично знакома, — сказал принц. — У нас в замке, в Карлсруэ, висит большая гравюра, изображающая это историческое событие.
Красавица смотрела прямо в глаза мальчику. Он так же — не мигая и не отрываясь — смотрел в ее прекрасные глаза.
Она вздохнула.
В эту минуту военный генерал со смуглым, горбоносым восточным лицом прошел мимо них.
— Кто это? — спросил принц.
— Это? — рассеянно оглянулась на проходившего красавица. — Это князь Багратион.
— Так это знаменитый князь Багратион! — так громко и одушевленно сказал принц, что сподвижник великого Суворова и герой итальянского похода конфузливо обратил в его сторону маслинообразные глаза и, улыбнувшись, ускорил шаг.
— Если хотите, принц, видеть здесь что-либо замечательное, — наставительно сказала Белая Лилия, — то вот смотрите на восходящее солнце России.
Она указала глазами на великого князя Александра.
— Его вы должны держаться как Спасителя! Он должен быть вашим идолом! Он, один только он!
— Но этим я, пожалуй, нарушу заповедь «не сотвори себе кумира», — сказал принц.
— Не относитесь к словам моим легко, — строго остановила его красавица. — Повторяю вам, Александр — восходящее светило русского небосклона. Правьте путь ваш на него.
— А не на светило ваших очей? — сказал мальчик и переконфузился попытке разыграть ухаживателя.
— Видите, как вам не идет это, мой дорогой мальчик, — сказала грустно Белая Лилия. — Вы серьезное, чистое сердцем, честное дитя и будьте им… Бойтесь, кроме меня, всех придворных дам. Бойтесь и повторять чужие слова, раз их точный смысл вам неизвестен, как вы повторили мне сейчас слова графа Палена. Еще никому вы их не повторяли?
— Никому.
— Изгладьте их совсем из вашей памяти. Или… вы сказали, что знаете историю. Помните вы из истории Франции, кто там назывался почетной ротой сорока пяти?
— Запамятовал.
— Рота гвардии Генриха III, состоявшая из сорока пяти человек.
— Ну, так что же?
— Ничего.
Незнакомка встала.
— До свидания. Вы увидите меня еще сегодня на придворном маскараде.
И она скользнула вон из залы, смешавшись с толпой и вдруг исчезнув со свойственной ей манерой.
Вернувшись к себе в корпус, принц пошел в библиотеку и взял там толстый том истории Франции. В ней он прочел, что ротой гвардии короля Генриха III, состоявшей из 45 человек, было совершено убийство герцога Гиза в Блуа. Принц подумал, что незнакомка сама не особенно тверда в истории, указав такое неподходящее событие и «неподходящих исторических персонажей. И сейчас же забыл и Гиза, и роту Генриха. Воображение его всецело отдалось мечте о вечерней встрече в маскараде с прекрасной приятельницей. Он не сомневался, что влюблен в нее совсем как взрослый и, бросившись на постель, зарылся в подушки и представлял себе ее очи и улыбку.